Анатолий Герасименко - Тотем Человека
И впереди еще целая неделя.
Бесподобно, б…дь.
Она вышла на улицу. Поймала такси. Гулять так гулять. А то потом премии не будет, придется пояс затянуть…
Она хмыкнула — должно быть, слишком громко — и таксист посмотрел на нее в зеркало заднего вида.
— Девушка, с вами нормально все? — спросил он. Таксист был русским, и это почему-то взбесило Сашу.
— А то смех без причины — признак, сами знаете… — таксист заулыбался. Он хотел пошутить, может быть, даже немного пофлиртовать. С телками надо попроще. Телки любят, когда над ними стебутся. Телки — они такие. Пошутишь — сами из штанов выпрыгивают… Саша дрожащими пальцами раскрыла сумочку, достала удостоверение, перегнулась на переднее сиденье и яростно ткнула 'корочки' таксисту под нос. Тот мгновенно оценил ситуацию — перестал улыбаться и прибавил скорости.
— Виноват, — пробормотал он.
— За дорогой следи, — сказала Саша, пряча удостоверение, и, не удержавшись, добавила: — Быдло…
Водитель не ответил. Он молчал до конца дороги и не произнес ни слова даже тогда, когда Саша вышла, не заплатив. Она изо всех сил хлопнула дверцей, так, что в стальных костях автомобиля что-то жалобно хрустнуло. Водитель очень аккуратно развернулся и уехал, а Саша немного постояла на улице, приходя в себя. Затем она осознала, что проклятое такси привезло ее вовсе не туда, куда было нужно. Она просила к ресторану 'Союз', а очутилась у бара с таким же названием. Разница была еще в том, что ресторан находился на Пяти углах, а бар — на проспекте Стачек. Саша выругалась и протянула руку. До встречи со Стокрылым оставалось пять минут, а ехать, похоже, не меньше получаса — вон пробища какая…
Следующему таксисту она заплатила по счетчику и не взяла сдачи. Теряя туфли на бегу, запахиваясь в непослушный на ветру плащ, вбежала в ресторан. Огляделась, привыкая к полутьме. В углу сидели двое влюбленных, у окна какой-то пьяница задумчиво глядел на полупустой графинчик водки. Больше в ресторане никого не было. Подлетел официант с подчеркнуто-пошлым 'Чего изволите, девушка?' 'А… мужчина… лет сорок-сорок пять… меня ждать… должен…' — пролепетала она. Официант пожал плечами вежливо и нагло. 'Никого не было, изволите подождать? У нас русская, украинская кухня, сегодня рыбный день, можете ознакомиться с меню…' 'Коньяку', - попросила она, садясь за столик. Официант исчез. Негромко играла безобразная музыка, и пьяница у окна курил папиросу. Дым был солоноватым и приторным, дешевый дым от дешевого табака. Саша одним махом выпила принесенный коньяк, заказала еще и стала ждать.
Стокрылый пришел без двадцати шесть. Прошелестев пиджаком, оседлал стул, поправил очки, накрыл Сашины руки своими. Саша не пошевелилась.
— Прости, котенок, — быстро сказал он. — Дела.
— Мог бы позвонить, — сказала она.
Стокрылый заворочал головой:
— Сначала очень занят был, потом — за рулем. Ехать пришлось побыстрее, не до телефона… Ну, прости, а? Как ты? Официант! — в сторону. — Ну, не молчи, рассказывай. Что стряслось? Простишь старую ворону?
Перед Сашей все еще стояла вторая, нетронутая рюмка. Она выпила, закашлялась и сквозь кашель вытолкнула слова:
— На… ачальство спрашивает, почему так… так долго. Черного надо искать.
Она подавила приступ коньячной тошноты и выдохнула, морщась:
— Выгнать обещали.
Стокрылый покивал. Его лицо хранило печальное, рассеянное выражение. Словно узнал, что у его любимой золотой рыбки — плавниковая гниль, и долго рыбка не протянет.
— Сколько ты продержишься? — просто спросил он.
Саша задохнулась. Как же… Ведь он должен был — помочь… Ах, глупая, глупая кошка. Ведь это ты сама решила, что он что-то тебе должен.
— Мне дали срок до конца месяца, — сказала она как можно ровней. — Неделю.
Стокрылый мягко улыбнулся.
— Неделя — это очень много. Знаешь, в России после войны деревни строили всем миром. Если у кого хату разбомбили или сожгли, то со всей округи, кто мог, приходили отстраивать заново. Глину месили ногами, лошадьми. Бабы, дети камыши на крышу резали. Полста человек дом возводили. И как раз за неделю управлялись. А еще через неделю на крышу прилетали аисты, — взгляд его стал мечтательным, — гнездо вить…
Он вдруг протянул руку и провел рукой по ее волосам:
— Успокойся, девочка. Ты нужна мне. Друг познается в беде, а сейчас, похоже, беда совсем рядом. А?
Она закрыла глаза.
— Ле-о, — сказала она трескучим голосом.
— Да, мое сокровище…
— Лео, что мне делать-то?
— Пообещай сначала, что не будешь плакать.
Она кивнула, но Стокрылый, взяв ее лицо в ладони, повторил:
— Обещаешь?
— Обещаю, — сказала Саша, и он отнял руки от ее лица, и улыбнулся. Саша глядела на него и диву давалась: еще секунду назад был другим, нежным, ласковым, а теперь снова мгновенно перевоплотился в бизнесмена. Как это ему удается? Стокрылый снял очки и стал протирать линзы.
— Так, — задумчиво сказал он. — Что тебе делать. Я скажу, что тебе делать. Затаись. Уйди на дно. Скажись больной, сделай вид, что на тебя напали хулиганы. Скажи, что умерла в Клязьме любимая бабушка. Бабушка — это хлеб, кстати: почему-то на бабушкины похороны всегда отпускают, бабушки даже надежнее, чем тетушки… Нет, правда. А сама — на дачу. Малину будешь собирать, или крыжовник — что у тебя на даче есть. Правда, придется нам видеться реже, — он вздохнул, — но это ненадолго. Мне всего-то нужна как раз неделя.
— А потом? — с нажимом спросила Саша. — Что потом будет?
Стокрылый закончил протирать очки и посмотрел сквозь них на свет.
— А потом, — торжественно сказал он, — я тебе позвоню и дам инструкции.
Саша поглядела на него ошеломленно, а он улыбнулся и крикнул:
— Официант! Ну где вы там?
Все было хорошо. Снова — как всегда, как раньше, как обычно. Снова Саше стало легко-легко. Не хотелось больше ничего, кроме как упасть перед Стокрылым на колени, и так остаться навечно… И тогда она незаметно под столом сняла левую туфлю, а потом примерилась, подняла ногу и каблуком правой изо всех сил наступила — на пальцы, на ногти, на живую, мягкую плоть. Боль была такая, что сами собой в кулаки собрались пальцы, затискивая накрахмаленную ресторанную скатерть. Стокрылый удивлено глянул на Сашу, а Саша улыбнулась — вежливо, как самурай со вспоротым животом — и спросила:
— Зачем… тебе… Черный?
Глава 3
Бэк ту вайлднесс
— Почему ты на ночь-то не остаешься?
Дина вздохнула. Постель была широкая-широкая, как целая страна. Маленькое государство со своими нравами, обычаями — местные жители очень любят сон и секс, и ненавидят работать. Государство с собственной валютой, единственной в мире валютой, которую надо перед употреблением доставать из упаковки. Кроме того, у нас — кровать-монархия: есть король. И королева. Вообще, кровати и государства во многом похожи. Бывают большие кровати и не очень — двуспальные империи и карликовые диванчики-кушетки. Бывают кровати благополучные, процветающие, плодотворно скрипящие каждую ночь, и кровати, через которые поссорившиеся супруги проводят границу. Бывает даже так, что в кроватях кто-то рождается, обеспечивая прирост населения, или умирает, передавая свою бывшую постель наследнику матраса, узурпатору спинок резного дерева…
