Дмитрий Ахметшин - Туда, где седой монгол
Через несколько часов, когда солнце зависло прямо над пальцем скалы, на которую они поднимались, дорога милостиво предоставила им возможность передохнуть на развилке. Одна тропа по-прежнему звала их за собой вверх и со временем грозилась превратится в череду прыжков с уступа на уступ, другая ползла влево, огибая скалу и вяло помахивая пушистым от поросли папоротника хвостом.
Рядом с беспокойной, убегающей наверх дорогой на плоском камне был намалёван какой-то знак.
— Что это значит?
У ковырял в зубах.
— «Трудная тропа к хорошему каму».
— И много там таких указателей?
— На каждом повороте. Ещё отмечены места, где тропа плохая и где нужно вести себя потише, чтобы не накрыло лавиной.
— А к плохому каму?
— К плохому не нужно указателей. Люди и так знают, как их найти.
— Так веди!
Наконец они пришли на более или менее ровную площадку, окаймлённую, словно ожерельем, кустарником с синими ягодами жимолости.
На шестах здесь были развешаны шкуры, очень старые, проеденные насквозь солнечными лучами или, быть может, полевыми мышами. Солнце как раз было на их стороне, и заглядывало то в одну, то в другую прореху, будто бы любопытный ребёнок.
— Место для камлания, — коротко сказал старик. — Мы уже близко.
Шкуры развешены по кругу, а в центре кострище с останками чьих-то костей. Вся растительность здесь была вытоптана, даже земля протёрта до самых костей, будто шкура на спине старого мула, для которого три четверти жизни проходят в упряжке.
Лошади жались к обрыву, обходя кострище по большой дуге, над ним в солнечных лучах танцевали мошки. На самом дальнем шесте, там, куда солнце ещё не добралось, Наран заметил важную, и уже почти слепую сову, видимо, так и не подобравшую себе место для днёвки.
— Мы будем ждать его здесь? — спросил Наран.
У мотнул головой:
— Поедем дальше.
Кобыла его подустала и теперь тащилась сзади, а старик сидел на ней грозно расправив плечи и оглядывая окрестности так, будто искал в окружающей природе хоть какой-то изъян, к которому можно было бы придраться.
Потихоньку вновь надвинулся сумрак, и Наран подумал, что той сове, возможно, место для ночёвки и без надобности — достаточно чуть подождать, и солнце скроется за какой-нибудь горой. Или потеряется в ветвях деревьев.
Дорога не самая лёгкая, петляет, бросаясь то вправо, то влево, как лань, которую вот-вот настигнут охотники, Наран напряженно следил за её бегом, дёргая повод. Конь злился и пытался донести до всадника резкими махами головы, что он сам не хотел бы сорваться в пропасть. И что он может миновать опасный участок без всяких сопливых указаний со стороны.
— Подними голову, — сказал со смешком У.
Наран поднял. И увидел прямо над собой густой, клубящийся сумрак, как будто кто-то, пересекая степь, поднял целое облако пыли, но только плотнее и сочащийся влагой.
— Что это? — он пытался пригнуться и слышал позади задорный смех. Кто бы мог подумать, что старик может так смеяться?..
Вот уже и лошадиная голова скрылась в этом странном тумане, а потом гора под копытами сделала очередной, отчаянный рывок вверх, подкинув их на подушке из диких колокольчиков, и они оказались внутри.
— Всего лишь туча, — отсмеявшись, сказал У. Он уже успел нырнуть следом. — Так весело всегда смотреть, как вы, степняки, пытаетесь увернуться от тучи. У нас так балуются разве что дети… Не бойся ты, ничего плохого она тебе не сделает. Разве что голову помоет.
Здесь дышать было трудно из-за скопившейся в воздухе влаги. Халат Нарана отяжелел, плащ мокро и жалко хлопал по крупу коня. Будто бы их вместе с горой окунули в огромное озеро, и теперь вода размывала всё на расстоянии в конский корпус, и даже деревья казались невнятными, танцующими тенями. Земля с мокрым хлюпаньем налипала на копыта лошадей. И с таким же звуком отваливалась.
Наран хватал воздух ртом, потому что носом дышать стало почти невозможно.
— Это что, те самые тучи, которые видно с земли?
— Да.
— Те самые, далёкие? Вестники осени, небесный войлок, в который оно, Небо, одевается, когда холодает? Не могу поверить!
— Вообще-то ты бы потише, — неодобрительно сказал У. — Здесь бродит гром, и всё, что шумливее его, он считает вызовом. Очень яростный гром. Ты хотел бы с ним посоревноваться?
Наран замолчал, хотя у него сложилось впечатление, что старик просто хотел заставить замолчать суетливого спутника и насладиться тишиной.
Тучу они миновали незадолго до заката, и почти сразу же У сказал:
— Мы на месте.
Он сбросил к ногам лошади сумку. Покряхтывая, спешился сам.
Наран оглядел шатёр, опасно подползающий к краю скалы. Он подивился, как эту постройку до сих пор не смыло вниз во время какого-нибудь дождя, но потом подумал, что все дожди, должно быть, идут внизу, раз уж они прошли через облака, и отсюда легко можно плеваться туда, внося свой крошечный вклад в этот дождь.
Шатёр растянут между тремя коряжистыми невысокими соснами, кажется, их корни пронзили рыхлый войлок и шкуры, из которых сделано это жилище, насквозь и буквально пришили его к земле. Сосны старинные, очень живописные и как будто бы вырезанные человеческими руками; Наран был уверен, что у каждой есть собственное имя. Во всяком случае, если бы он, степная душа, мог здесь жить, он бы обязательно дал.
Повсюду вокруг видна деятельность существа, не до конца принадлежащего этому миру. У земли со стволов сосен в нескольких местах содрана кора, по голой, успевшей уже загрубеть коже тянулись рисунки красной и белой краской. Камни, раскиданные вокруг, тоже не походили на обыкновенные. Они и словно специально сползлись сюда со всей округи пощеголять формой. На некоторых виднелись рисунки, нанесённые той же самой рукой и краской, что и на деревья, а у одного на спине сверкало, как железная монетка, крошечное озерцо. Видно, туча, которая накрыла их по дороге, спустилась отсюда — на траве блестели капельки влаги.
Картину дополняло несколько старых кострищ, ворох прелой хвои, какие-то кости, клочки шкур. Шатёр расшит таким множеством нитей и щеголял таким количеством ленточек разного цвета, что был, наверное, самым пёстрым, что Наран видел в своей жизни, но вместе с тем довольно кособоким и давно уже намекал, чтобы поменяли полог и давно уже прогнившие стойки.
Коневязь изображала грубо вырезанную змею с человеческими ушами, с широкой трещиной посередине головы, и Наран пару мгновений посомневался, стоит ли привязывать сюда лошадь, и что, если по возвращении он найдёт скакуна с перекушенными сухожилиями на ногах?..
Уголёк притопнул копытом и дал ему понять, что это уши коновязи скорее пострадают от его зубов.
