Мария Крайнова - Фениксова песнь (СИ)
Смущенный моим молчанием, Алетариэль спросил:
- Что тебя так удивляет? Просиживать задницу в замке, знаешь ли, очень скучно.
- Большинство твоих... коллег, что ли... так не считает, - возразил я.
- Потому что они люди, - пожал плечами эльф. - Люди любят власть куда больше, чем все другие разумные расы, вместе взятые.
Я хмыкнул:
- И это говорит мне тот, кто малой кровью взял Велиссию, Гро-Марну и Старое Герцогство? По-моему, твои поступки говорят сами за себя. Ты тоже очень любишь власть, а значит, не имеешь никакого права попрекать других правителей.
- Я? Власть? - глаза Алетариэля стали до того круглыми, что он показался мне ребенком, только что услышавшим большую, по его мнению, глупость. - Да пропади она пропадом, эта власть! Я же не виноват в том, что родился сыном короля! Папа, кстати, был редкостным занудой, только и делал, что шарахался от послов других королевств и возводил ограду вокруг своего. Надеялся, что никто никогда к нему не полезет. Да как же! Стоило госпоже Крагарре узнать, что король Белых Берегов выжил из ума, как она тут же приперлась со своим духом-покровителем и выжгла половину городов, пока папочка не решил, что настало время дать ей отпор. В итоге он погиб, мне всучили корону... Не мог же я ее выбросить, в самом деле, - остроухий почесал затылок. - Да и Крагарру домой так и не отправили, пришлось брать управление войсками в свои руки.
Я подумал, что ослышался:
- Крагарра? Ты воевал с Крагаррой?
- Ага, - как ни в чем не бывало кивнул он. - С ней и с ее духом. Без него эта женщина была просто никем. Стоило пожирателю снов понять, что запахло жареным, как он растворился в пространстве и бросил Крагарру на волю случая. Ну а поскольку рядом был я, и я был обязан отомстить за папину смерть, мы сразились в честном бою. На равных, меч против меча.
- И она...
- Она проиграла.
Алетариэль сказал это так спокойно и просто, будто не было ничего необычного в смерти самой великой заклинательницы в истории. Я ни на секунду не усомнился в его словах, хоть и не понимал, зачем он рассказал мне все это. В моей голове потревоженными пчелами закружились вопросы, но остроухий, в последний раз покосившись на белое месиво на полу, торопливо вышел из кабинета.
- Эй! Ты куда? - удивился я, выбегая вслед за ним.
- Туда, - туманно ответил эльф, уверенно шагая по лабиринтоподобным коридорам. - Думаю, тебе тоже пора уходить. Береги пове... своих спутников, - добавил он, останавливаясь и указывая мне на лестницу. - Конечно, твоих сил маловато, чтобы я счел тебя достаточной защитой для них, но это лучше, чем вообще ничего. - Он дернул плечом, подтолкнул недоумевающего меня к ступенькам и сказал: - Ступайте. И ведите себя тихо.
С этими словами он, не оглядываясь, отправился дальше. Я немного постоял, недоумевая, что за бесовщина вокруг меня происходит, и неторопливо пошел вниз. Лестница была самой обычной, за время пребывания в поместье я видел по меньшей мере пять таких. Но вывела она, вопреки моим опасениям попасть в еще какой-нибудь коридор, в центральный зал дома, где меня ждали повелители.
Солнце еще не взошло, а потому Лефранса стояла без доспеха. Тинхарт нетерпеливо переминался с ноги на ногу, Шейн казался изваянием, а Сима, заметив меня, с улыбкой пошла навстречу.
- Доброе утро, - сказала она и с сомнением посмотрела на темное окно. - Или не утро. В общем, привет.
- Привет, - согласился я. - А где Град?
- Тинхарт отправил его следить за стражей, - скептически ответила девушка. - Только, как по мне, сделал он это зря. В ужасе перед тобой, нежитью и всеми проблемами мироздания доблестные воины перебрали вина.
- Они могут проснуться, - неуверенно возразил Тинхарт.
- Угу. Поэтому нам лучше поскорее убраться, - подытожила Сима и протянула мне мою сумку. Я перекинул ремешок через плечо, благодарно улыбнулся, и мы все вместе, не сговариваясь, направились к выходу.
***
В одном Хорнэт не соврал: от поместья до леса было рукой подать. Открытого пространства почти не было, повсюду виднелись низкие деревца, кустики и какие-то постройки. Последние помогли нам добраться до леса незамеченными, но вступать под его мрачный свод в темноте мы не решились. Только когда рассвет превратил облака в сгустки живых огней, а Дайра и Шимра погасли, словно задутые свечи, мы вошли в самое сердце королевства Шаэл.
Оно встретило нас неприветливо. Тинхарта хлестнула по щеке ветка, оставив глубокую ссадину. Лефранса, облачившаяся в доспех, споткнулась о корень и покатилась вниз по тропе, гремя и ругаясь с одинаковой громкостью. Сима по колено провалилась в какую-то нору. Оттуда что-то зловеще зашипело, и девушка так быстро выскочила обратно, что чуть не оставила неведомому созданию свой сапог. Я воспользовался своими скромными познаниями по части телекинеза, чтобы вернуть обувку, и шипение прекратилось так же внезапно, как и началось.
Настала наша с Шейном очередь страдать, и уже пострадавшие повелители недвусмысленно на нас косились. Не знаю, чего они ожидали: что нас сожрет какое-нибудь дерево, угробит дикий зверь или засосет под землю, но все мои неудачи закончились пятнышком птичьего помета на плече. Я, не расстроившись, вытер его листиком, а нагадившее крылатое начало с верещанием носиться в кронах деревьев. Назвать эти звуки щебетом у меня не поворачивался язык: беспорядочные вопли периодически становились стонами, а то и вовсе каким-то хриплым рычанием. Разглядеть птицу среди густой листвы не удалось. Только темная тень мелькала.
Серебряный Лес не зря прозвали Серебряным. Он был частью потустороннего мира, которая за долгие годы существования приобрела почти реальную четкость. Деревья с белыми стволами уходили высоко вверх, раскинув широкие, крепкие ветки, покрытые серебристой листвой. Она была до того похожа на кусочки пепла, что сначала я удивлялся, как это она не разлетается при малейшем дуновении ветра.
Тропа понемногу спускалась вниз, и идти стало сложнее. Появились камни - маленькие, тускло мерцающие, отдаленно напоминающие раскаленные угли. Потом тропа ощерилась островками сизой травы, из которой опасливо выглядывали мелкие голубые цветы. Сима с интересом на них косилась, но срывать поостереглась.
Спустя примерно два часа резко начало темнеть. Видимо, мы пересекли границу, за которой Лес уже не подчинялся законам нашего мира. Деревья из неподвижных исполинов превратились в зыбкие, колеблющиеся миражи, а тропа стала зыбкой пляшущей лентой. Она так и норовила выскользнуть из-под ног, но Лефранса, идущая впереди, беспощадно топтала ее тяжелыми латными сапогами.
Цветы тоже изменились. На двух верхних лепестках появились крохотные белые глазки, а на самом нижнем - ротик, приоткрытый в удивленной гримасе. Остальные четыре лепестка остались неизменными.
