Александр Гуров - Ученик некроманта. Мир без боли
– Не горячись, – утихомирил его Сидри. – Сам нарвался на колкость. А ты, полумертвый, не бери в голову всякие бредни, которые о нас рассказывают глупцы и невежды.
– Я и не брал их в голову, – сказал Сандро. – Все знают, что карлы делятся своими шедеврами. А иногда создают вещи на заказ. Кто бы к ним обращался с подобными вопросами?
– Больно умный? – сплюнул Брок.
– Наговорились? – хмуро спросил Сидри и, удостоверившись, что никто больше не собирается затевать споров, продолжил: – Из этого крыла удобнее идти к поверхности, поэтому ваши вещи мы уже доставили сюда. А раз уж все готово, тогда отчаливаем.
– Значит, в путь? – с грустью осматривая оружейную, останавливая взгляд на каждом уголке, каждом мече или топоре, вымолвил Хемдаль. Его не интересовали беседы, уже не интересовал поход. Он, еще не покидая его, уже скучал по своему дому. Ему жаль было расставаться со всеми сокровищами, нажитыми веками, но и сидеть бесконечно в горах он тоже устал, ведь еще помнил, как в рядах непобедимого хирда громил светлых альвов в их собственных лесах, помнил вкус свежего воздуха и яркий свет солнца.
– В путь! – одобрил Сандро, ободряюще похлопал карла по плечу и зашагал рядом с Сидри. Металлические ботинки весело цокали о камень. В память некроманта невольно вторглась нерадостная мысль: он вспомнил своего учителя, который любил облачаться в доспехи. Арганус недостоин того, чтобы жить. Сандро отомстит ему за смерть родителей и свое уродство. – В путь! – скалясь, прорычал некромант. Он твердо знал, что его враг будет повержен. Это вопрос времени, сил и, несомненно, удачи, но Арганус будет повержен!
* * *
– Арганус будет повержен, – тихо повторял одни и те же слова Жерар. Размышляя, думая так, убеждая в этом самого себя, он сидел в своей комнате в хельгардском замке; сидел в полной темноте, не зажигая свечей и не пользуясь магическим светом. Привыкал, тренировал свое зрение. И при этом, не останавливаясь, не разгибая спины, писал послания. Всех некромантов и драугров следовало собрать в столице, чтобы дать достойный отпор войскам Кровавого лорда. Пограничные крепости придется сдать без боя. Шаг трудный, но необходимый. Иногда надо пожертвовать рукой, чтобы спасти голову. Сейчас был такой случай. Жерар пытался просчитать все возможные варианты, максимально подготовить столицу к многодневной осаде и длительным штурмам, но мысли были заняты другим. Другой – Мореной. И все же старший сын графа де Пикиньи каждый раз заставлял себя думать о защите королевского трона, возвращал непокорные мысли в нужное русло. Война. На войне нет места для чувств и эмоций. Тем более – некроманту, которому чужды людские, плебейские, слабости. И не просто некроманту – де Пикиньи, который, наконец, получил шанс вернуть своему роду статус и положение! Этот шанс нельзя было упустить. Ни в коем случае нельзя!
Покончив с последним посланием, Жерар подозвал ожидающего драугра и вручил ему пергаменты.
– Снаряди гончих, – приказал он, глядя на ожившего мертвеца. – Да поживее! – Жерар замялся, удивившись собственному каламбуру, но быстро поправился: – Быстро! Послания должны быть доставлены в кротчайшие сроки.
Молчаливый по своей природе драугр коротко кивнул и поспешил выполнять волю коннетабля, а сам Жерар вернулся к своим размышлениям.
Пять дней, в худшем случае – неделя, и в Хельгарде будут войска, воины из приграничных крепостей. Хотя, что воины? Куда важнее маги! Вот только взяться им было неоткуда: Гильдия некромантов превратилась в тлен. Кто бы мог подумать? Еще вчера Хельхейм был силен, его держали в крепкой хватке хельская дюжина могущественных колдунов, а теперь из всего Совета уцелело лишь четверо. Причем трое из них оказались ренегатами, и лишь один сохранил верность короне – граф Крюс Лармон из побочной ветви де Пикиньи, более известный по прозвищу Фомор. Но граф был вдалеке от насущных проблем, а связываться с ним, чтобы он обеспечил помощью и поддержкой, запретила королева – превосходная, обворожительная Морена.
Стоило Жерару вспомнить о ней, и мысли вновь завертелись сумасшедшей каруселью вокруг ее образа. Свою победу он посвятит ей, королеве мертвых, которая не желала, впрочем, как и Жерар, терять свои людские корни. Конечно, пройдут годы, и сердце Морены очерствеет, остынут и чувства де Пикиньи. Он и сам прекрасно понимал это. Но гнал от себя подобные думы, уверял себя, что любовь и дальше будет крепка, а королева – взаимна.
– Опять, опять эти мысли… – де Пикиньи с силой сжал руки в кулаки и нервно ударил по столешнице. – Война! Вокруг бушует война, а моя голова забита…
– К чему такая ярость? – Жерар замолчал, когда услышал этот ласковый, дурманящий голос.
– Королева! – воскликнул он, вскакивая со стула и вытягиваясь во весь рост.
– Тише, дорогой коннетабль, тише, – Морена, в своем привычном, очаровательном иллюзорном людском образе порхающей походкой подошла ближе и фривольно села на край стола. – Как обстоят дела с защитой столицы? Что слышно о передвижениях Аргануса?
Жерар заметил, что при упоминании о д'Эвизвиле глаза Морены загорелись страстью… Но нет, этого не могло быть! Просто он не распознал в этом блеске ненависти, которую королева должна была испытывать – и, несомненно, испытывала! – к предателю.
– Оборвалась связь с еще одной крепостью, – после короткой паузы заговорил виконт. – Я отослал гонцов, чтобы они собрали оставшиеся в других гарнизонах войска и привели их на защиту столицы.
– Какая глупость! – Морена спорхнула со стола. Вскинув подбородок, встала напротив Жерара и сложила руки на груди.
Ее поза сперва показалась виконту смешной, деревенской, ничего общего не имеющей с дворянскими корнями. Такими повадками могли похвастаться слуги, но не лорды. Отчасти именно это и привлекало Жерера, привыкшего к покорности и строгости, но куда больше его привлекало в Морене другое: несмотря ни на что, она выглядела надменно, царственно, жестко, от одного ее взгляда у Жерара кружилась голова, а руки переставили слушаться, и причина была не в теплых чувствах, а в страхе.
– Какая глупость! – повторила королева и с холодом продолжила: – Вы, виконт, сдадите все крепости без боя? Вы не посмеете сделать так, иначе вас нарекут трусом.
– Это необходимая мера, – оправдывался Жерар. – Сейчас в Хельгарде нужны все силы, чтобы обеспечить запас прочности.
– Не говорите со мной в таком тоне, виконт, – сталью звучал голос Морены. Жерар не знал, чем именно он так разгневал королеву, почему еще минуту назад любезная и близкая, уже сейчас она перешла на «вы» и отстранилась.
– Но чем вам не понравился мой тон? – не смог скрыть удивления Жерар.
