Елизавета Дворецкая - Спящее золото, кн. 2: Стражи Медного леса
– Я был на том тинге и тоже видел знамение!– отвечал Эрнольв.– Боги благословили начало похода, но едва ли хотели, чтобы он продолжался вечно. Мы хорошо начали, но то, что с нами происходит здесь, уже не слишком походит на удачу. Скорее можно подумать, что боги советуют нам остановиться.
– Ты советуешь нам идти смирно домой, а сам небось дождешься своих фьяллей и с ними двинешь за золотом?– прищурившись, с издевкой выкрикнул Хардгейр.– Мы не так-то просты!
– Вас все еще волнует золото?– Эрнольв с насмешливым изумлением поднял бровь.– Разве вам его мало? Оно затягивало вас в себя,– он кивнул на озеро,– оно проникало внутрь вас,– Эрнольв указал на тушу мертвого оборотня, еще вчера бывшего Вальдаром Ревуном,– и все для того, чтобы погубить. Если вы не пожелаете остановиться, оно погубит вас всех до единого. Но, впрочем, я никого не отговариваю. Вы не дети, у вас есть свои головы на плечах. И даже пока еще не украшенные рогами. Думайте. Но помните – боги умнее. И лучше знают будущее.
Окончив речь, Эрнольв вернулся к землянке, вокруг которой сидели и стояли фьялли, остаток его дружины. Для них не требовалось устраивать никакого «домашнего тинга», в повиновении своих воинов вождь был уверен. Да и решать пока ничего не требовалось: согласно указанию Торбранда конунга, Эрнольву следовало дожидаться Арнвида Сосновую Иглу с его дружиной именно здесь, на берегу Золотого озера, и лишь потом думать, как быть дальше.
Хардгейр Вьюга тоже отошел к своим людям, и некоторое время над берегом разносился гул оживленного спора. Потом Эрнольв увидел, что рауды собрали зачем-то полтора десятка мечей и старательно расчищают от камней прибрежную площадку.
– Уж не поединок ли они затевают?– озадаченно пробормотал Ивар Овчина.
– С кем?– Эрнольв пожал плечами.– Я не думаю, что хоть один из здешних троллей явится на их зов.
Но, как оказалось, рауды собирались взывать отнюдь не к троллям. Хардгейр и еще один пожилой седобородый хирдман на расчищенной площадке соорудили из сверкающих мечей огромную руну «Рад» – «совет».
– Они, как видно, хотят просить совета у богов!– сообразил Эрнольв.– Принести в жертву нечего – вот и приходится предлагать небесам свою доблесть, а в ответ просить мудрости. Я слышал о таком способе. Мой отец рассказывал, что Тородд конунг прибегал к нему в самые трудные дни.
Рауды тем временем встали в широкий круг, в середине которого сверкала острой сталью руна «Рад» – огромное послание от земли к небу. Хардгейр Вьюга вышел вперед и запел, а прочие повторяли за ним каждую строчку:
Светлые ваны,
владыки ветров!
Дайте нам знак!
Будет ли путь
дальше наш добрым
с помощью Ньерда?
«А стихи-то так себе!– отметил Эрнольв.– Наверное, сам Хардгейр и сочинял. Да уж, не вовремя покинул их Ульвхедин ярл. Без него и заклинания толкового сложить некому». А рауды пели, стараясь горячностью мольбы возместить недостаток мастерства:
Фрейр, бог-даритель!
Открой нам пути!
Ждет ли добыча
нас в битвах жарких?
Иль нужно хранить нам
добытое прежде?
Фрейя, дочь Ньерда!
Дашь ли нам силу
на духов квиттингских
или в Палаты
Павших златые
смелых возьмешь?
Последние слова еще не отзвучали, когда высоко в небе возник свет. Нежный, белый, чуть голубоватый, он лился в щель между серыми облаками, с каждым мгновением становясь ярче и сильнее, словно ручей, пробивающий себе дорогу в талом снегу. Тучи послушно расходились, давая место еще неясному, но быстро движущемуся пятнышку белого сияния. Смотреть на него было сладко и больно; голубая дорога чистого, по-летнему яркого неба протянулась над озером, из глубин повеяло нежным и свежим запахом оттаявшей земли, первой травы, теплом солнечных лучей – запахом весны.
Пятнышко света стремительно приближалось, и вот уже можно было разглядеть фигуру юной прекрасной женщины, сидящей на спине огромного вепря, чья шкура отливала золотом и каждый волосок блестел своим собственным светом. Вепрь мчался по небесной дороге широкими скачками, и снопы золотых и багровых искр вылетали из-под его копыт; волосы светлой богини вились по ветру, как легкое белое пламя. А лицо… Сколько ни вспоминали потом рауды ее лицо, они не могли прийти к согласию. Каждый увидел посланницу по-разному, но всякий знал: перед ним промчалась прекраснейшая из женщин. В ее чертах мерещилось мимолетное сходство с матерью, с женой, с той девушкой, что впервые вызвала изумление взрослеющего подростка и навек осталась в глубинах памяти, как самая яркая и непобедимая красота. В лице богини, несущей в мир весну, переливалась светом сама Любовь, которую каждый воображает по-своему.
Фрейя верхом на Золотой Щетине мчалась над Золотым озером, держа путь с востока на запад, и земной мир приветствовал богиню восторгом и ужасом; земля содрогалась, по озеру катились стремительные волны, далеко в горах шумели невидимые лавины. Теплый ветер со свежими запахами трав касался человеческих лиц, шевелил волосы. Все взоры были прикованы к богине, глаза изнемогали, утомленные небесным сиянием; в какой-то миг показалось, что смотреть больше невозможно, усталые веки опустились…
А когда поднялись вновь, богини уже не было. Каждый мог бы подумать, что она примерещилась ему, если бы не потрясенные лица товарищей, все повернутые в одну сторону. И светлая голубая дорога по-летнему яркого неба еще тянулась среди серых облаков, отмечая путь Невесты Ванов.
Эрнольв тоже смотрел на запад, туда, где исчезла Фрейя. Он уже понял, что означало это появление: богиня проскакала над Золотым озером, как бы отрезав раудам дальнейший путь и отметив границу, до которой когда-то, в Века Асов, доскакал ее вепрь Золотая Щетина. Здесь кончается земля, на которую племя Фрейра имеет право. Если сможет подтвердить его силой, конечно. Рауды получили ответ на свой вопрос, и едва ли теперь хоть один будет настаивать на продолжении похода.
Но сейчас Эрнольв не думал о войне. Он смотрел вслед Фрейе, и душу терзала острая, сладкая и мучительная тоска по истинной любви – по Свангерде, чьи черты, сияющие небесным светом, он разглядел в лице богини.
Торбранд Погубитель Обетов, конунг Фьялленланда, стоял почти у самого края обрыва, а под ногами его плескалось море. Серое, холодное море, каким оно бывает зимой. Наконец-то Середина Зимы – тот день, о котором он так горячо, нетерпеливо, мучительно мечтал пять долгих месяцев. С вершины горы, разделявшей северный и средний рог Трехрогого Фьорда, виднелось все огромное войско, все сотни кораблей, все восемь без малого тысяч воинов, готовых идти на Квиттинг. Куда ни глянь – везде светлели пятна человеческих лиц под шлемами, толстыми шерстяными колпаками, меховыми шапками, везде пестрели круглые щиты с начищенными умбонами, в большинстве – красные. Неисчислимое человеческое море на берегах фьорда между кораблями и землянками не сводило глаз с Торбранда, стоящего возле жертвенника. Здесь конунги Фьялленланда испокон веков приносили жертвы перед началом походов. И сейчас, оглядывая собранную силу, Торбранд был счастлив – по одному его знаку все огромное войско двинется вперед. Конунг ощущал себя всемогущим, почти как сам Один.
