Татьяна Турве - Испытание на прочность
— Нет, ты скажи: можно? — упрямо гнула свою линию подруга.
"Все равно ведь не отстанет!" — безнадежно подумала Янка и сдалась, уселась поудобнее в любимом глубоком кресле в своей комнате:
— По идее, да, можно. Астрологи как-то высчитывают, только я себе такого не делала.
— Почему? Интересно же! Хотя тебе-то зачем, ты и так можешь посмотреть…
Тут уж Янка не утерпела и насмешливо фыркнула: похоже, в Юлькиных глазах она не больше и не меньше, чем гибрид Вольфа Мессинга с Вангой, с легкой примесью Кашпировского! Придется подруженьку разочаровать:
— Ты что, думаешь, я суперменша какая-то? Наоборот, я иногда себя такой слабой чувствую, будто ничего не могу изменить…
— Ты — можешь, не прибедняйся! — заверила Юлия. — А я б свое будущее посмотрела… Лучше сразу узнать, сколько времени есть в запасе.
— Насколько я помню, я почти всегда рано умирала, — сочла нужным поделиться своими соображениями Яна. — Не знаю почему…
Помолчали. В трубке что-то коротко и отчетливо зашипело, но Яна не обратила на этот посторонний шум внимания, слишком задумалась. Юлька тактично вздохнула в самую мембрану (про Эвелин Кэтрин Джефферсон она была уже в курсе, такую новость разве утаишь):
— А ты что, все свои прошлые жизни помнишь?
— Да нет, что ты! Всего несколько, — поспешила внести ясность Яна. — Не больше десяти, где-то так. Мастер говорит, что насильственная смерть оставляет сильный отпечаток во всех тонких телах, поэтому ее легче всего вспомнить — стресс ведь все-таки для души… Может, у меня и другие воплощения были, где я доживала до глубокой старости. Только я такого не помню.
— Почему не помнишь? — Юлька заметно изнывала от любопытства.
Ответить Яна не успела: со стороны кухни раздался оглушительный грохот, словно кто-то в сердцах швырнул на пол целую груду посуды. Затем стало невыносимо, одуряюще тихо, и секундой позже донесся мамин истошный вопль:
— Ты когда-нибудь научишься за собой убирать?!..
— Слушай, я потом перезвоню, — испуганно сказала Юлька и со скоростью звука отключилась. Как раз вовремя: мама выскочила в коридор и принялась непонятно с какой радости кричать:
— За телефон сама будешь платить! Часами висит!..
У Яны в голове зашевелились самые страшные подозрения: без слов ринулась на кухню и — разумеется! — увидала брошенный прямо на грязном обеденном столе параллельный телефон. Под ногами противно захрустели осколки битых тарелок — неужели весь праздничный сервиз за раз угрохала? — а из трубки раздавались отчетливые короткие гудки…
— Ты что, опять подслушивала?!
Подоспевшая следом мама и не думала отрицать, сломя голову бросилась в атаку:
— Все нервы мне вымотала! Откуда ты взялась на мою голову!
— Не кричи на меня!
— Этот твой… богемный образ жизни у меня уже в печенках сидит! С утра до вечера — одна только музыка! И шляется неизвестно где! Как ты дальше думаешь жить?!
— Оставь меня в покое!
Глава третья. Бегство
А мне приснилось, миром правит любовь,
А мне приснилось, миром правит мечта.
И над этим прекрасно горит звезда…
Я проснулся и понял: беда!
(Виктор Цой)
Володя едва успел открыть входную дверь, как из щели проема потянуло сквозняком, липким холодом и еще чем-то почти неразличимым, но очень неприятным. Он всей ладонью с треском ударил по выключателю, после секундной задержки зажглась низкая хрустальная люстра в прихожей и тревога вроде бы поутихла. Фу ты, распереживался хуже кисейной барышни!
Из гостиной выглянула Марина в своем любимом, винного цвета кимоно, перехваченном на талии широким поясом (жена от этого напоминала фигуристые песочные часы). И не спится же ей в такое время… Неужели начнет сейчас выяснять, где он был? Врать Владимир, конечно же, не станет — ответит, что у Рыжего, школьного друга. Только она давным-давно не задает подобных вопросов, неукоснительно следуя современному европейскому принципу: "У тебя своя жизнь, у меня своя". И махровое равнодушие в глазах, иногда аж зло берет!
А жена к нему выходить не спешила, застыла в дверях гостиной, нервно теребя свисающую до колен узорную ленту пояса. Волнуется? Отчего? Что-то случилось? Вот тебе и неприятности!..
— Где Янка? И Ярик? — первая мысль была о них, о детях.
— Ярик спит. А она… — Володя сразу же отметил это подчеркнутое "она": — Закрылась у себя, не открывает. Ничего не слышно…
В Марининых круглых настороженных глазах притаился испуг. Володя ощутил, как сердце сжалось в тугой комок:
— Поскандалили?
— Конечно, кто у нас по жизни виноват!.. — жена возвысила голос до крика, нисколько не заботясь, что весь дом уже спит. Обычная тактика.
Сдерживаясь изо всех сил, чтобы не сорваться, Владимир раздельно и четко произнес:
— Постарайся с ней помягче. У нее сейчас трудный период.
— А у меня, значит, легкий период! — жена взвилась, как темно-красная новогодняя ракета. Или китайский дракон из Янкиных любимых фильмов фэнтези — фейерверк в деревушке хоббитов…
— Хоть раз в жизни подумай о ребенке. Не о себе, — ледяным тоном отчеканил он и направился к дочкиной комнате, приглушая шаги. На двери поверх разноцветных старых плакатов размещался новый, небрежно накропанный от руки и наскоро приклепанный железными канцелярскими кнопками: "Основной закон общения — взаимное уважение."
"Бедный телепузик, какое уж тут взаимное уважение!" — с горечью подумал Володя и осторожно подергал за металлическую дверную ручку. Та не поддавалась, в замочной скважине угадывался лишь вставленный изнутри ключ. Ему стало уже по-настоящему не по себе, прошиб холодный пот: с одной стороны, возможно, она просто заснула, намаялась за день со всей этой руганью. Но с другой…
Впадать в панику не было времени. Володя разыскал в прихожей возле потемневшего зеркала (куда Янка сваливала свои девчоночьи причиндалы вроде заколок, резинок и тощих полупустых тюбиков с таинственным содержимым) длинную железную шпильку. Ну что ж, ничего другого не остается, как применить на практике освоенный в Морской Академии трюк — был у них в казарме некий Михаил, душа-человек. Как выяснилось позже, вор со стажем — "ловкость рук и никакого мошенничества"!..
Володя проковырялся в замке минут пять, уже принялся про себя чертыхаться, но на рекордной шестой минуте с трудом провернул ключ. Дверь с мягким щелчком отворилась, караулящий у его ног кот прошмыгнул в комнату первым и запрыгнул к дочери на кровать. Янка недовольно забормотала чужим сонным голосом и проснулась, подскочила, как солдат по тревоге, с абсолютно круглыми в полутьме глазами:
