Николай Мещанкин - Одержимый
— Ничего, ничего. Баниши кивнул. Главное, сделать так, чтобы Ояхаси ничего не смог испортить. А если орки его все-таки прикончат, не велика потеря. — Я напишу письмо, а вам только надо будет его доставить. В то же время ваше присутствие будет свидетельствовать о серьезности наших намерений и гарантий.
Магистры злорадно улыбались. Ояхаси, казалось, сейчас упадет в обморок.
— Что вы делаете? Не о чем с ним говорить, — снова вмешался Хобахава. Его надо уничтожить, надо…
— Уважаемый магистр, всему есть предел! — Баниши почувствовал, что его терпение лопается. — Мы вас выслушали, давайте на этом пока закончим. В конце концов у нас есть еще о чем волноваться, кроме орков, не весь свет на них клином сошелся! — Баниши выдохнул. — Дорогой Гациб, прошу вас, продолжите ваш доклад.
— Так вот, наши друзья в Совете Гроссмейстеров ордена сообщают… заговорил вставший Гациб.
— Вы еще пожалеете, — хрипло пробормотал Хобахава. Но никто его не слушал.
* * *Хобахава открыл глаза.
— Дорогой магистр! — В углу шевельнулась темная фигура. — Прошу прощения, что разбудил, но, к сожалению, ночь — единственное время, когда с вами можно встретиться приватно.
— Кто вы такой? Что вам надо? — Как этот человек пробрался мимо его охранных заклинаний? Хобахава быстро проверил плетения. Все на месте, ничего не нарушено. Может, это ему снится?
— Не волнуйтесь, магистр, я не хочу вам зла. Более того, думаю, мы союзники, поскольку наши цели до некоторой степени совпадают. Так что мы можем помочь друг другу.
— Помочь? — К своему удивлению, Хобахава обнаружил, что он действительно совершенно спокоен. Наверное, ему это на самом деле только снится, Интересно, чем?
— Ну как же? — Огонек ночной лампадки, собранный в маленький кружок света, мигнул, на секунду осветив лицо посетителя под капюшоном. — Чего бы вы хотели больше всего?
Хобахава молчал. Где он видел это странное безволосое лицо, высохшее, словно череп?
— Я вас знаю, — наконец удовлетворенно произнес магистр. — Вы были с этим, Зихингельзем, кажется, вас зовут… Шеридар, да?
— Не важно, как меня зовут. — Человека хорошая память Хобахавы, похоже, не обрадовала. — Давайте к делу.
— Так вы за Гуграйтом? Хотите его снова забрать? — Хобахава хмыкнул. Что-то у вас прошлый раз с ним не очень получилось. Он снова здесь.
— Я знаю. — Человек помолчал. — Не смогли его удержать. Он вышел из-под контроля.
— Он одержимый! Ничто не сможет удержать его под контролем. Он уже больше не человек! Он, он…
— Вы совершенно правы, — Шеридар покивал. — Поэтому решено его ликвидировать.
— Да, да, его надо убить, пока… Пока он…
— Послушайте, — нетерпеливо перебил Шеридар. — Я с вами полностью согласен и именно это собираюсь сделать. Но мне нужна ваша помощь. Мне нужна информация, чтобы удар был точным и эффективным. Я должен знать, что собирается предпринять Девятка в его отношении. Что решили магистры?
— Что решили… — Хобахава помолчал. Сообщать посторонним такие сведения было преступлением, но то, что делал Баниши, тоже противоречило Уложениям… А Шеридар, похоже, действительно был способен сделать то, о чем говорил. В конце концов это же всего лишь сон, — Они собираются предложить ему переговоры. Баниши отправляет к оркам Ояхаси, чтобы тот договорился о встрече.
— Где будет встреча? — Голос Шеридара стал цепким, сухим, словно шелест пергамента. — Кто еще на ней будет?
— Никто не знает. Место указано в письме, которое Ояхаси повезет с собой.
— Значит, Ояхаси, — задумчиво повторил Шеридар.
— Как вы собираетесь это сделать? — Этот сон Хобахаве определенно нравился. Может, удастся получить еще и что-то полезное. Он читал про такого рода откровения.
— Иногда простой способ оказывается самым действенным, особенно против Императоров, — протянул Шеридар, словно разговаривая сам с собой, и взглянул на недоумевающего Хобахаву. — Какая вам разница, магистр? Если получится, сами узнаете, а не получится — так и знать не надо. Спите, магистр. — Шеридар отступил назад, растворяясь в темноте. — Спите.
Хобахава послушно закрыл глаза, и волны сна тут же подхватили его, понесли… Хороший был сон. Подспудный страх, грызущий, словно червь, мучивший его на протяжении долгих месяцев, вдруг исчез, оставив на душе покой и умиротворение. Почему так не бывает в жизни?
* * *Старейшины гоблинов возвращались. Невысокие и кряжистые, с окладистыми бородами и длинными узловатыми руками, гоблины один за другим выходили на поляну и в полной тишине чинно занимали отведенные им по рангу места. Появился Нойл, старейшина старейшин, медленно прошел вдоль сидящих гоблинов, молча опустился перед стоящим в центре каменным Праотцем гоблинов Енохом. Старейшины замерли. Минута шла за минутой, но гоблины сидели не шелохнувшись и, казалось, даже не дыша, словно сами обратились в изваяния, неподвижные, как их идол.
Наконец Крайт не выдержал:
— Ну и что? Что вы решили, старейшие?
— Мы сожалеем, чужеземец. — Нойл поднялся, повернулся к Крайту. — Никогда прежде наш народ не вмешивался в дела остального мира, довольствуясь тем малым, что дал ему Великий Праотец, в скромности ища утешение и путь к совершенству. Должны ли мы свернуть с него сейчас? Наш ответ — нет, чужеземец. Мы готовы тебя понять, но не готовы идти с тобой.
Крайта передернуло. Он потратил столько времени, разбираясь, по совету Фрина, в запутанной мифологии гоблинов, драгоценного времени, которого так не хватало на тысячи других важных дел, он проторчал целую неделю в промозглых лесах, любуясь на квадратные — лопатой — заросли на физиономиях гоблинов, смачно рыгающих и пускающих слюни от мерзкой браги, и теперь уйти, мило улыбаясь, кивая и расшаркиваясь? Боги их побери! Они его запомнят, он… Спокойно, спокойно…
— Я преклоняюсь перед мудростью Великого Праотца и вашего народа, следующего его заветам. И не для того пришел я сюда, чтобы пытаться свернуть его с этого пути. Недостойный муж просит извинить его косный язык за неспособность передать те помыслы, кои привели его сюда, и донести их до ушей старейших, коих почитает он.
Нойл удивленно посмотрел на Крайта.
— Но разве можно идти по пути, заваленному камнями и корягами? Разве не должны идущие впереди расчистить его, дабы облегчить путь идущим сзади? Крайт метнулся взглядом по старейшинам. Удивлялся не только Нойл. А он в свое время в Академии считал риторику самым бесполезным предметом.
— Преодолевая трудности, становишься достойным достигнуть цели, наставительно произнес оправившийся Нойл. — Нет чести пройти по широкой, ухоженной дороге. Лишь в конце тернистой, полной искусов и опасностей тропы лежит истинная награда.
