Мария Гинзбург - Черный ангел
— Но друзья зовут меня Крэк, — сказал он, подтвердив ее догадки. — Я взял себе фамилию Джонс.
Крэк прошел вдоль стены. Некогда она была облицована крупным розовым и голубым кафелем. От времени многие плитки отвалились, обнажив неприглядный серый блочный бок. Под ногами Джонса хрустело стекло, камни и еще какой-то неописуемо мерзкий мусор, одно существование которого иногда кажется достаточным основанием для уничтожения земной цивилизации.
Брюн настороженно наблюдала за ним. Крэк остановился у колонны из красного кирпича, спиной к женщине. Чуть левее по плохо оштукатуренной стене тянулась надпись: «Не продавайся за цветы, завтра встанешь у плиты». Черные буквы, судя по всему, были нанесены из баллончика с краской и напоминали извивающихся в смертных муках мохнатых гусениц. «Цветы» были написаны через «е», а не через «э» с апострофом, согласно современных правил. То есть надписи было никак не меньше тридцати лет. Ее сделал еще кто-то из студентов.
— О чем ты хотела поговорить со мной, Тоня? — спросил Джонс.
— Помоги мне выручить дочь, — сказала Брюн. — Одной мне не справиться.
— Незавершенная инициация? — осведомился Крэк.
— Я не знаю, — ответила Брюн. — Но я точно знаю, чувствую, что Даша погибнет, если пробудет в склепе еще сутки. Мы отведем Дашу к одной моей подруге, Полине. Я покажу тебе, где она живет. А потом можешь убить меня. Лот ведь тебя для этого и нанял.
Крэк фыркнул.
— Разве такие, как ты, не живут тем, что уничтожают таких, как я? — спросила Брюн.
— Не всегда, — ответил Крэк. — А ты хочешь умереть?
Он миновал колонну и встал у огромного, во всю стену, проема. Сейчас окна такого размера не были редкостью и в жилых помещениях. Но тридцать лет назад климат Новгородской области не позволял ничего подобного. Здесь, видимо, находилась столовая или библиотека. Стекла давно были выбиты. Пластиковые рамы пожелтели от времени и вздулись жуткими пузырями, но еще держались на своих местах. У вертикальной форточки сохранилась даже ручка, только металл стал бурым от ржавчины.
— Наверное, да, — сказала Брюн.
— Но у тебя появилось столько новых возможностей, — заметил Крэк.
Брюн промолчала. Ей совсем не хотелось обсуждать с этим парнем свое превращение и возможности, которые ей давала новоприобретенная ипостась. Однако Джонс обернулся и посмотрел на Брюн, явно ожидая ответа.
— Я так интересуюсь всем этим потому, — пояснил Крэк угрюмой Брюн. — Что эта книга — это мой учебник, который я потерял. Я пытаюсь узнать, что здесь уже произошло из-за этой книги. Я приехал сюда не убивать. Я хочу найти свой учебник. И я хотел бы помочь вам, честно. Всем, кого изменила моя книга. Но я должен знать, как именно вы изменились.
Брюн поняла то, что и до нее, и после нее понимали очень многие люди — с этим парнишкой можно быть только откровенной.
А вот Марго Дюбуа не поняла этого. Не успела.
— Вот в чем дело, — пробормотала Брюн. — Ну хорошо, я расскажу тебе. Я изменилась, но мир остался прежним. Я пошла на обращение, потому что надеялась — уйдет боль и страх. И нечто еще, чему нет названия. Говорят, что вампиры лишаются души. Я думала стать сильной, злой и спокойной.
— Если ты этого хотела, значит, ты такой и была, — ответил Крэк. — До инициации.
— Теперь я изгой, — устало сказала Брюн. — На меня будут охотиться, пока не убьют.
— Почему же на тебя будут охотиться? — спросил Джонс.
За его спиной, в проломе, пошел бесшумный и сильный дождь. Он падал вниз косо, подобно стеклянным стрелам. Их пускал, забавляясь, с неба какой-то давно забытый бог. Стрелы пробивали листву дерева, выросшего сразу за окном, и ветки поникали. Стали видны мрачные елки чуть правее и желтая лента дороги. Она быстро темнела под дождем.
— За то, что я теперь сильная, — ответила Брюн. — Да и мне ведь приходилось убивать, чтобы жить. И придется убивать еще.
Из окна потянуло холодом и сыростью. Рана в ладони Брюн, про которую она почти забыла, снова заныла. Брюн прижала ладонь к груди, накрыла другой рукой, чтобы согреть. Тепло проникло через повязку. Боль утихла. Крэк отошел от окна, поглубже засунул руки в карманы поношенных джинсов. Теперь он стоял почти рядом с Брюн. Она заметила на его предплечье большую татуировку в виде змеи.
— Ты хочешь спасти дочь, — сказал Крэк задумчиво. — Но ты обрекла ее на такую жизнь, которой не хочешь жить и сама. Не будет ли милосерднее позволить ей погибнуть? Чтобы она не мучилась зря?
— Возможно, Даша сможет найти выход, — возразила Брюн. — Это я растратила себя, у меня просто больше нет сил. А Даша — умная. Она не повторит моих ошибок. Я всю жизнь была такой, какой меня хотели видеть. Я знала, что мое самое главное предназначение — нравиться мужчинам и воспитывать детей. И я нравилась. И воспитывала. Но я больше не могу. Эта страшная черная пустота внутри… Я не знаю, кто я. Я не знаю своего имени, вернее, почти забыла его. Даже имя он дал мне!
— Лот? — осведомился Крэк.
— Карл, — ответила Брюн. — Он так назвал меня потому, что у меня черные волосы.
— Вот и Лот думает, что здесь все дело в другом мужчине, — сказал Крэк осторожно.
— Мужчине? — усмехнулась Брюн. — Конечно, что он еще может думать…
— А разве это не так? — спросил Крэк.
— Конечно, нет.
Джонс почувствовал, что она опять сопротивляется.
— Мне хотелось бы узнать, какими мы, мужчины, выглядим в ваших глазах, — сказал Крэк.
— Мужчины! — горько произнесла Брюн. — Переделать, вывернуть наизнанку, осквернить — вот ваша суть. Вы не видите ничего, что отличается от вас, вы ненавидите и боитесь всего того, что вы не понимаете — и вы уничтожаете это. Нас, женщин.
Крэк молчал.
— Вы ищете красоту затем, чтобы уничтожить ее, — повторила Брюн. — Вы ищете юных, красивых, неопытных, со светом души в глазах — чтобы разорвать узкое лоно родами, чтобы изуродовать хрупкое тело беременностью, сделать его дряблым.
Крэк содрогнулся, но ничего не сказал. Дождь усилился. С прорех в потолке потекло. Капли стучали по ошметкам рубероида и стекла гневно и звонко, соединяясь с голосом Брюн в единую симфонию, прекрасную и жуткую.
— Вы ищете юных и свежих, неопытных девушек, чтобы вылепить их по собственному желанию, — продолжала Брюн. — Тот, кто не может ничего создать, может только испохабить. Вы переделываете характер девушки так, как вам удобнее. Чем крепче исходный характер, чем сильнее человек сопротивляется в борьбе за собственное «я», тем сильнее вас это раззадоривает, тем интереснее вам эта женщина. И вы усиливаете давление, чтобы переделать ее, сломать. Сделать ее такой, какой вы хотите видеть. Вы ищете свет души в глазах затем, чтобы погасить это пламя.
