Игорь Вагант - Монастырь
Но даже не воинственный облик господина заставлял простолюдинов проявлять почтение, а какая-то аура, врожденная способность властвовать, или – поправилась Гвендилена – скорее не способность, а право. Право, полученное вместе с кровью, которое либо есть, либо нет, и научиться ему нельзя. Когда граф Тэлфрин появлялся на людях, те непроизвольно склонялись в поклонах, некоторые даже вставали на колени, и все замолкали, словно в храме. Наверное, думала Гвендилена, это и есть внешнее проявление той самой «первородности», о которой толковал мейстер Орнворт. Ведь, входя в священный круг, люди склоняются перед богами не по какой-то конкретной причине, а просто нутром ощущая их величие и превосходство.
Раздумывая над всем этим, Гвендилена залезла на сундук, стоявший возле окна и, подперев голову ладонями, принялась разглядывать окрестности. Окно располагалось очень высоко, и смотреть в него было неудобно – даже стоя на сундуке, она вставала на цыпочки – но вид оттуда открывался потрясающий. Девушка жалела только о том, что других окон в покоях не имелось – а ведь так интересно рассмотреть все вокруг. Например, те самые Дармские Клыки, через которые она попала в Нордмонт, или красивейший водопад – а они находились в противоположной стороне.
Ее покои занимали верхний этаж северо-восточной башни, одной из самых величественных в Килгерране. Стена башни круто обрывалась в дно глубокой и узкой в этом месте долины, а внизу виднелись прилепившиеся к основанию скалы крошечные, не больше ногтя, домики с красными черепичными крышами. Долина, зажатая горными склонами, поросшими дубовыми и буковыми лесами, к северу расширялась, сверкая синей гладью большого озера, в глубине которого плыли отражения облаков. Озеро именовалось Пефриоль, что на языке физов, как сообщил ей Арн, означало «сияющее».
А на севере, далеко-далеко – в родных краях такого Гвендилена не видела никогда – в белесой туманной дымке виднелись покрытые снегами вершины.
– За ними нет ничего, – говорил Арн, – или, может, и есть, но нам это неведомо. Рассказывают, что холод там вечный, реки всегда скованы льдом, а в пещерах живут звери, справиться с которыми человеку не под силу. Может, даже и не звери. Слава богам, что эти скалы так велики и неприступны.
Под сердцем у нее кольнуло. Эдвин рассказывал ей про эти горы, когда они сидели рядом в той охотничьей хижине и болтали ни о чем, глядя в весело полыхающий костерок. «Странствия Тэлисина Скорохода» – так, кажется, называлась книжка, из которой он вычитал свои чудесные истории.
Гвендилена как будто вновь услышала голос Эдвина и чуть не заплакала, ощутив на плече его воображаемую руку.
– Госпожа! – Стук в дверь заставил ее вздрогнуть. Девушка спрыгнула с сундука и торопливо растерла по щеке крошечную слезинку.
– Да, Бертран! Заходи.
Дверные петли еле слышно скрипнули, и юноша склонился в поклоне.
– Его светлость ждет вас в Большом холле. Велели передать – немедленно.
* * *
Гвендилена остановилась на пороге в растерянности.
Большой холл был заполнен народом. Множество людей, солдат и дворни, толпилось в парадной зале, время от времени негромко перешептываясь; слуги скользили между колонн, торопливо зажигая те факелы, что еще не горели, а по всему периметру помещения каменными изваяниями высились фигуры стражников в синих камзолах с золотыми бляхами и с алебардами в руках.
В переднем конце залы на троне сидел граф Тэлфрин. Рядом с ним стоял Орнворт, по обыкновению спрятав руки в длинные расшитые серебром рукава, а ступенькой ниже – сотник Модрон. Он грозно оглядывал собравшихся, одним своим видом призывая к порядку.
– … и в заключение к сказанному выше, в присутствии Сирвина, советника и секретаря…
Гвендилена не сразу поняла, откуда доносится голос. Вытянув шею, она разглядела стоявшего по другую сторону трона невзрачного человечка в серой сутане. Она узнала его – это был Ион, старший писарь. Он читал с пергамента.
– … секретаря его Высочества Эдана Беркли, а также Хенвина, старейшины селения Брислен, и славного воина Модрона на службе у его Светлости Нитгарда Тэлфрина, свидетельствую, что означенная выше покойная моя супруга Дезире, в девичестве Белфур, имела ребенка от неизвестного мне отца, а именно удочеренную и признанную мною Гвендилену, примерно одного года от роду, в доказательство чего ставлю свою подпись и прикладываю медальон, доставшийся мне от покойной. Подписано: Ивоном из Брислена, рука засвидетельствована, а также всеми выше названными девятого числа месяца Желтеня в год триста шестьдесят третий от Основания…
Писарь замолчал и принялся сворачивать пергамент в трубку. Орнворт, заметив Гвендилену, махнул ей рукой, подзывая.
Она сделала шаг, но вынуждена была остановиться. Ноги подкашивались.
– Подойди, – во внезапно наступившей тишине негромко произнес Тэлфрин.
С трудом сдерживая дрожь в коленях, Гвендилена пошла через толпу, которая расступалась, давая ей дорогу. Граф поднялся с трона. И вдруг неожиданно – девушка вся сжалась, – взял ее за руки.
Мейстер Орнворт поклонился.
– Многая лета ее Милости Этирне Тэлфрин, – торжественно провозгласил он, – потерянной и найденной, единственной дочери и престолонаследнице его Светлости Нитгарда, Властителя Северных земель!
Словно ветер, над собравшимися пронесся негромкий шепоток, и вдруг, как по приказу, сотни человек опустились на колени.
– Многая лета! Многая лета! Этирне Первородная! Этирне Первородная!
Гвендилене показалось, что своды залы рушатся вниз.
Глава 17
Черные горы
Путники бежали по лесу долго, до изнеможения, не разбирая дороги, разрывая одежду о сухие ветви и поскальзываясь на прелой листве, а потом еще добрые полмили пробирались вдоль обрыва – к мосту, который Глойн заметил в сгущающихся сумерках. На Черные горы стремительно опускалась ночь, и на небе зажглись пока еще блеклые точки звезд.
– Скорее, сир… скорее! – выдохнул Глойн, дернув Эллу за рукав. Тот с усталым удивлением взглянул на мальчишку: такое поведение слуги было для принца внове. Руки Глойна дрожали, на лбу блестели бисеринки пота.
Беглецы остановились в двух шагах от края жуткой пропасти, на дне которой, в тысяче стридах, среди камней и поваленных деревьев текла речка. Через пропасть тянулся мост: из кое-как связанных меж собой веток, прогнивший, с зияющими дырами, невесть как державшийся на плетеных из лозы веревках.
Узкая тропка, петлявшая по самой кромке бездны вдоль стены леса, здесь заканчивалась. Дальше к самому краю пропасти подступали деревья, страшно кренясь и высовывая лапы корней из каменистого склона. Скалы обломанными зубами торчали на той стороне обрыва; пещеры темными глазницами недобро смотрели на непрошеных гостей. Из расщелин явственно доносился визг летучих мышей.
