Дэвид Геммел - Троя. Повелитель Серебряного лука
— Но ты изменила свое мнение на мой счет, — улыбнулся он. — Это потому, что ты слышала, как я храплю?
— Ты не храпишь, Геликаон. Ты спишь на спине с раскинутыми руками. Я иногда сидела и смотрела, как ты спишь. И я слушала твои сны. Они пугают.
— Как ты слушаешь сны?
— Я не знаю. Я просто это делаю. Я люблю эту бухту, — сказала она. — Здесь так тихо.
— Так, ты собираешься сказать мне, почему решила не выходить за меня замуж?
— Я никогда не выйду замуж. Этого нет в моей судьбе.
— Через несколько лет ты можешь изменить свое решение. Когда вырастешь. Тебе только одиннадцать. Держу пари, что, когда ты достигнешь моего возраста, мир вокруг очень изменится для тебя.
— Он изменится для всех, — сказала она. — Но я умру раньше, я буду с моей мамой.
Геликаон вздрогнул.
— Не говори так! Дети не должны говорить о смерти так легко!
Светлые глаза Кассандры встретились с его глазами, и Счастливчик увидел в них печаль.
— Я буду на камне, — объяснила девочка, — высоко в небе, и три царя будут со мной. И я увижу тебя далеко внизу. Камень отнесет меня к звездам. Это будет великое путешествие.
Геликаон поднялся на ноги.
— Я должен навестить твою маму. Она обрадуется, если ты пойдешь со мной.
— Тогда я пойду с тобой, — сказала Кассандра.
Обернувшись, девочка посмотрела на бухту.
— Вот куда они идут, — прошептала она. — Как это сделал Геракл. Только в этот раз корабли заполнят бухту. До самого горизонта. Здесь на берегу будет кровь и смерть.
Для Лаодики этот вечер был наполнен печалью. А начинался он так хорошо. Она шутила и смеялась с Андромахой в своих покоях, которые выходили на северные равнины. Андромаха примеряла головные уборы и одежду, которую Лаодике подарили иностранные послы. Большинство подарков были смешными, что говорило о глупости и примитивности других народов. Например, деревянную шляпу из Фригии украшала такая тяжелая вуаль, что любая женщина в ней наполовину ослепнет; высокий головной убор вавилонян конической формы, состоящий из кованых серебряных колец, который держался на макушке только с помощью нелепых завязок под подбородком. Девушки прыгали по комнате и громко смеялись. Затем Андромаха надела критское платье на тяжелой подкладке, расшитое золотое нитью. Оно было сшито так, что груди могли оставаться свободными, а костяной корсет затягивался в талии, подчеркивая формы девушки.
— Это самая неудобная одежда, которую я когда-нибудь одевала, — сказала Андромаха, отведя назад плечи, гордо и высоко выставив грудь.
Хорошее настроение Лаодики начало исчезать в этот момент. В этом глупом платье огненно-рыжая Андромаха была похожа на богиню, а Лаодика чувствовала себя невероятной простушкой. Настроение царевны улучшилось, когда они отправились в летний дворец ее матери, но не намного. Мать никогда не любила ее. Все детство Лаодики прошло в постоянных упреках. Она никогда не могла запомнить названия всех стран на Зеленом море, даже вспоминая их, девушка путала города. Многие из названий городов звучали похоже — Мэония, Мисия, Микены, Киос и Кос. В конце концов, они все перепутались у нее в голове. На уроках матери Лаодика впадала в панику, ворота ее разума закрывались, закрывая доступ ко всему — даже к вещам, которые она знала. Креуса и Парис всегда знали нужный ответ, как — рассказывали ей — и Гектор до них. Она не сомневалась, что странная маленькая Кассандра тоже нравилась матери. «Возможно, во время болезни ее характер смягчился», — подумала Лаодика, когда двухколесная повозка переехала мост через Скамандр.
— Какая она, твоя мама? — спросила Андромаха.
— Очень милая, — ответила Лаодика.
— Нет, я имею в виду, как она выглядит?
— О, она высокая с темными волосами. Отец говорит, что она — самая красивая женщина в мире. Гекуба сохранила свою привлекательность. У нее глаза серо-голубого цвета.
— Ее уважают на Тере, — сказала Андромаха. — На часть ее приданого построили Храм Минотавра.
— Да. Мама рассказывала об этом. Он очень большой.
Андромаха засмеялась.
— Очень большой? Он огромен, Лаодика. Его можно увидеть с моря, за много миль от острова Теры. Его голова такая большая, что внутри находится огромный зал, в котором встречаются пятьдесят старших жриц, молятся и приносят жертвоприношения Посейдону. Его глаза — большие окна. Если высунуться из них, то можно представить себя птицей, так высоко в небе это находится.
— Это звучит чудесно, — заметила Лаодика со скучающим видом.
— Ты больна? — спросила Андромаха, наклонившись к ней и обняв ее за плечи.
— Нет, со мной все хорошо. Правда, — ответила Лаодика. Она посмотрела в зеленые глаза Андромахи, увидев там беспокойство. — Это просто…
— Проклятие Геры?
— Да, — кивнула она, радуясь, что это не было полной ложью. — Ты не находишь странным, что богиня прокляла женщин, наградив их периодами менструации? Должно быть, она капризна.
Андромаха засмеялась.
— Если правдивы истории, что боги-мужчины любят распутничать с женщинами. Возможно, Гера просто решила дать нам немного передохнуть.
Лаодика заметила, как возница ссутулился, не желая слушать дальнейшего разговора. Внезапно ее настроение поднялось, и она начала смеяться.
— О, Андромаха, у тебя, в самом деле, удивительный взгляд на вещи. Откинувшись назад, девушка посмотрела вперед на стены дворца Радости, и ее страхи растаяли.
Лаодика не видела свою мать несколько месяцев, и, когда Парис проводил их в сад, она не узнала ее. В плетеном кресле сидела седая, костлявая старуха с маской из желтого пергамента вместо лица, которая так была так натянута на череп, что, казалось, в любой момент может треснуть. Сначала девушка подумала, что старуха тоже пришла навестить ее мать, но затем ведьма заговорила:
— Ты собираешься стоять там, глупая девчонка, или подойдешь поцеловать свою мать?
У Лаодики закружилась голова. Во рту пересохло, голова закружилась, как во время ужасных уроков.
— Это Андромаха, — вымолвила она.
Умирающая царица перевела взгляд. Лаодика почувствовала облегчение. Андромаха вышла вперед и поцеловала Гекубу в щеку.
— Сожалею, что нашла вас в плохом здравии, — сказала она.
— Мой сын говорит, что ты мне понравишься, — холодно ответила царица. — Я всегда презирала эту фразу. Она заставляет меня думать, что человек мне понравится заранее. Поэтому скажи мне, почему я должна тебя любить.
Андромаха покачала головой.
— Я так не думаю, царица Гекуба. Мне кажется, что в Трое много лицемерия. Любите меня, если хотите, не любите, если нужно. Все равно солнце над головой будет светить.
