Дэвид Геммел - Нездешний
И тогда его захлестнул страх, пересиливший все, даже боль.
Он не хотел умирать. Покой, в котором он пребывал еще недавно, исчез. Он был испуган, как ребенок, оставленный в темноте.
Он стал молиться — о возвращении сил, об избавлении, о громовой стреле с неба...
Черные Братья разразились смехом.
Чей-то сапог ударил Нездешнему в лицо, швырнув его наземь.
— Гнусный червь, сколько же хлопот ты нам доставил!
Рыцарь, став рядом с ним на колени, ухватился за обломок стрелы, торчавшей в боку, и свирепо крутанул его. У Нездешнего помимо воли вырвался крик. Нос хрустнул под ударом кулака в перчатке с бронзовыми шипами. На глазах от боли выступили слезы. Его ухватили под мышки и посадили. Когда зрение его прояснилось, он увидел перед собой темные безумные глаза, глядящие в прорезь черного забрала.
— Ты сам безумен, — сказал рыцарь, — если поверил, что способен противиться Духу. Теперь ты поплатишься за это жизнью, а доспехи и твою женщину Дурмаст взял себе. Уж он сумеет распорядиться и тем, и другим. — Рыцарь взялся за рукоятку ножа, застрявшего в плече Нездешнего. — Любишь ты боль, убийца? — Нездешний застонал от медленного нажатия на клинок. — Я люблю.
Он лишился сознания, и темное море покоя поглотило его. Но они нашли его и там — его душа неслась по угольно-черному небу, а за ней гнались звери с огненными языками. Он очнулся под хохот Черных Братьев и увидел, что луна стоит высоко над Рабоасом.
— Сейчас ты поймешь, что такое боль, — сказал вожак. — Ты будешь страдать, пока жив, и будешь страдать после смерти. Что ты дашь мне за то, чтобы я прекратил твои муки?
Нездешний молчал.
— Теперь ты прикидываешь, хватит ли у тебя сил, чтобы достать нож и убить меня. Попробуй, Нездешний! Ну пожалуйста. Давай я тебе помогу. — Рыцарь снял один из ножей с перевязи и вложил в руку Нездешнего. Ну же — убей меня.
Он не мог шевельнуть рукой, но все же сделал усилие, от которого из раны на плече хлынула кровь, — и, побледнев, обмяк.
— То ли еще будет, Нездешний, — сказал рыцарь. — Ну-ка, кольни себя в ногу.
Рука Нездешнего поднялась, потом опустилась — и он закричал от боли в бедре.
— Ты мой, убийца. Мой телом и душой.
Другой рыцарь, опустившись рядом с вожаком, спросил:
— Разве мы не будем преследовать Дурмаста и девицу?
— Нет. Дурмаст наш. Он везет доспехи Каэму.
— Тогда я, с твоего разрешения, позабавлюсь с убийцей.
— Разумеется, Энсон. Я не жадный. Прошу тебя, продолжай.
— Вынь нож из ноги, — велел Энсон. Нездешний готов был молить о пощаде, но стиснул зубы и промолчал. Его рука свирепо дернула нож, но клинок остался в ране.
— Спокойно, Энсон, — сказал вожак. — Ты возбужден, и это мешает тебе.
— Извини, Тхард. Можно я попробую еще?
— Конечно.
Рука Нездешнего снова взялась за нож и на сей раз вырвала его из ноги.
— Отлично, — проговорил Тхард. — Теперь попробуй что-нибудь потруднее. Вели ему медленно выколоть себе глаз.
— О боги, нет! — прошептал Нездешний. Но рука с ножом уже поднималась, нацелившись окровавленным острием ему в лицо.
— Ах вы поганые ублюдки! — взревел Дурмаст, и Тхард увидел на тропе бородатого великана с топором в руках. Энсон тоже обернулся, и чары, овладевшие Нездешним, пропали. Он посмотрел на нож, остановившийся в нескольких дюймах от глаза. Гнев вспыхнул в нем, пересиливая боль.
— Энсон! — тихо позвал он. Рыцарь повернулся к нему, и Нездешний вогнал нож в прорезь забрала по самую рукоять.
Тхард ударил его кулаком по голове. Нездешний повалился рядом с мертвым Энсоном. Тогда предводитель встал и спросил Дурмаста:
— Зачем ты здесь?
— Я пришел за ним.
— Чего ради? Он наш. Если тебя награда беспокоит, мы позаботимся о том, чтобы ты ее получил.
— Не нужна мне награда. Мне нужен он... живой.
— Что это с тобой, Дурмаст? Столь выспренние слова тебе как-то не к лицу.
— Не тебе судить, что мне к лицу, а что нет, ты, куча дерьма. Отойди от него!
— А если не отойду, то что?
— То ты умрешь.
— Ты полагаешь, что способен убить восьмерых рыцарей Братства? Да ты, приятель, не в своем уме.
— Посмотрим, — шагнул вперед Дурмаст. Тхард двинулся ему навстречу. Остальные семеро стали полукругом с мечами наголо.
— Замри! — крикнул вдруг Тхард, и Дурмаст застыл на месте.
Тхард, зловеще рассмеявшись, медленно обнажил меч.
— Эх ты, дубина! Уж кому-кому, а тебе роль героя идет как корове седло. Ты точно ребенок, задирающий взрослых, — и тебя, как всякого скверного мальчишку, следует наказать. Я долго буду наслаждаться твоими криками.
— Да что ты говоришь? — сказал Дурмаст, и его топор разрубил Тхарда от плеча до бедра. — Кто-нибудь еще желает высказаться? Нет? Ну, тогда начнем убивать друг дружку!
С жутким воплем он кинулся на рыцарей, описав топором сверкающую дугу. Они попятились. Один упал на месте с расколотым черепом.
Нездешний приподнялся на колени, но встать не смог. Он ждал, держа нож наготове, и молился, чтобы рука не изменила ему.
Чей-то меч вонзился Дурмасту в спину — гигант дернулся, вырвал клинок из руки врага и обратным взмахом топора рассек ему шею. Другой рыцарь пронзил Дурмасту грудь — и тут же умер от чудовищного удара кулаком. Оставшиеся сгрудились вокруг великана, кромсая мечами его большое тело, но топор косил их по-прежнему. Наконец рыцарей осталось только двое, да и те пятились от израненного Дурмаста.
Нездешний обтер пальцы, скользкие от пота и крови, и метнул свой нож. Клинок вошел левому воину под шлем, прямо в яремную жилу. Из раны хлынула кровь, и рыцарь зажал рукой горло, тщетно стараясь сдержать багровый поток.
Дурмаст бросился на последнего, но враг, пригнувшись, вонзил меч в живот гиганта. Отшвырнув топор, Дурмаст сгреб противника за горло и свернул ему шею — а сам рухнул на колени.
Нездешний по камням подполз к великану, сжимающему обеими руками торчащую из живота рукоять меча.
— Дурмаст?
Гигант растянулся на земле, улыбаясь окровавленными губами.
— Почему? — прошептал он.
— О чем ты, дружище?
— Почему избранником стал я?
Нездешний крепко сжал его руку. Дурмаст истекал кровью. Он тихо выругался и снова улыбнулся.
— Красивая ночь.
— Да.
— Вот уж, поди, удивился тот ублюдок, когда я разрубил его пополам.
— Как же ты это сумел?
— Будь я проклят, если знаю! — Дурмаст поморщился, и голова его запрокинулась назад.
— Дурмаст!
— Я здесь... пока еще здесь. Боги, какая боль! Думаешь, он потому оказался бессилен против меня, что я — избранник?
— Не знаю, может быть.
— Вот бы здорово было.
— Зачем ты вернулся?
