Лиланд Модезитт - Инженер магии
— Обед готов? — спрашивает Яррл, плотно закрывая за собой дверь и наклоняясь, чтобы поставить в угол сапоги.
— Будет, как только умоешься, — усмехается Рейса.
— Иногда можно подумать, будто ты прежде была белошвейкой, — ворчит кузнец. — А пахнет-то как здорово!
— Наша гостья привезла ветчину, — сообщает Рейса.
— Настоящую ветчину из Клета, подкопченную на медленном огне, — добавляет Петра.
— Ежели у нее такой запах, то каков же вкус? — мечтательно произносит кузнец, торопливо умываясь и садясь за стол.
Лидрал с Доррином встречаются глазами и улыбаются.
— Что там вытворяют Белые маги? — спрашивает кузнец, щедро накладывая себе ветчины.
— Пытаются отрезать Спидлар от всего мира, но на сей счет особо в объяснения не вдаются. А вот о строительстве новых судов объявляют во всеуслышание.
— Ну что вы все о грустном, давайте хоть поедим с удовольствием, — предлагает Рейса.
Ваос не сводит глаз с блюда, которое передается сначала Лидрал, потом Доррину и Петре.
— На, угощайся, — Петра ставит блюдо перед ним.
— Спасибо, госпожа Петра.
Ваос берет два верхних кусочка, но продолжает пожирать блюдо глазами.
— Возьми еще, чертенок.
Упрашивать Ваоса не приходится.
— Хорошая ветчина, — с чувством произносит Ваос.
— А вот я, — улыбаясь, возражает Лидрал, — люблю жареные овощи и бобы. Тем паче, что в дороге ими не полакомишься.
Опустошив свою тарелку и допив сидр, Доррин поворачивается к Лидрал:
— Мне надо кое-что закончить в кузнице. Давай поговорим там.
— Под грохот молота?
— Нет, я займусь только филированием и полировкой.
— Он никогда не прекращает работать, — суховато замечает Рейса.
— Во всяком случае, никто не видел его без дела, — поддерживает ее Петра.
— Даже я, — добавляет со своего конца стола Ваос.
— Помолчал бы лучше, — добродушно отмахивается от него Доррин.
— Как раз это и делает человека настоящим кузнецом, — говорит Яррл. — Работа, а не пустая болтовня.
Все три женщины смотрят на кузнеца, но тот продолжает невозмутимо жевать.
— Дай мне хотя бы надеть куртку, — просит Лидрал. — Я, знаешь ли, не выросла среди вечных снегов.
Доррин мог бы указать на то, что климат на Отшельничьем много мягче, чем даже в Джеллико, но он предпочитает промолчать. Потом они идут в кузницу, где юноша зажигает лампу и открывает ларь с железными деталями для игрушек.
— Тебе не холодно? — спрашивает он.
— Так... не очень.
Присев на табурет, юноша крутит ногой педаль, окунает первую деталь в шлифовальную пасту и приставляет ее к точильному камню. Резкий звук заставляет Лидрал поморщиться.
— Как ты это выносишь?
— Привык, наверное, — отвечает юноша, продолжая под взглядом Лидрал обтачивать и полировать темный металл.
Закончив, он складывает детали в ларь и вытирает руки висящим возле станка рваным полотенцем.
— У тебя есть готовые игрушки?
Карие глаза Лидрал на один миг встречаются с глазами Доррина.
— В моей комнате есть несколько, вроде той первой. Они не такие простые, как эти. Дать тебе одну?
Задув лампу, он выходит на холод и дожидается Лидрал, чтобы закрыть за ней дверь в кузницу.
— Сейчас, при нынешних обстоятельствах, мне такую штуковину не продать, но как только лед сломается, я рвану в Ниетр. Это в горной Сутии, довольно далеко от Рильята, так что дотуда добираются лишь немногие торговцы. Тропы паршивые, такие узкие, что повозка не пройдет. Правда, оно, может, и к лучшему: за пару вьючных лошадей на каботажном судне запросят меньше.
— Неужто дела так плохи? — спрашивает Доррин, зачерпывая из колодца ледяной воды и поливая ею руки.
Лидрал ежится:
— Неужели тебе не холодно?
— Да, даже меня пробирает.
В каморке Доррина Лидрал, продолжая ежиться, садится на кровать. Юноша закутывает ее в покрывало.
— Надо же, у тебя руки уже теплые.
— Занимаясь целительством, я кое-чему научился, — отзывается он, садясь на жесткий стул.
— У тебя в комнате настоящая стужа, — ворчит Лидрал, поплотнее заворачиваясь в выцветшее стеганое покрывало. — Ты, должно быть, в родстве с горными котами или еще кем-нибудь из тех, кто рыскает на морозе. О чем ты спрашивал? Ах да! Дела плохи. А ты даже не ответил на мое письмо.
— Я послал тебе ответ.
— Как?
— Как ты и говорила. Через Джардиша.
— Правда? — переспрашивает Лидрал, стараясь поудобнее устроиться на жесткой койке.
— Правда. Должен признаться, что отправил я его всего восемь дней назад, но все-таки написал и отправил. Я ведь не ждал тебя так скоро.
— Не ждал?
— В своих письмах ты говорила о весне.
— Тогда я еще не знала про быстроходные суда контрабандистов.
— Я тоже. Так как насчет модели? — спрашивает Доррин, вставая.
— Сейчас я не могу тебе заплатить.
— И не надо. Мы можем поступить, как в прошлый раз. Это другая модель.
— Если такая же хорошая, как та...
— Это тебе судить, — говорит Доррин, доставая предмет примерно в локоть длиной.
— Что за штуковина?
— Корабль. Заводишь вот так, наматываешь шнур на колесико...
— А это что? — Лидрал указывает на корму.
— Винт. Вроде крыльев ветряка, только толкает воду.
— Не понимаю — как он действует?
— Когда он вращается, — поясняет Доррин, — корабль отталкивается от воды и движется в этом направлении. Я смастерил его, чтобы посмотреть, сработает ли эта идея. Правда, было бы лучше, будь у меня побольше резины для шнура, но где ее взять? Резину делают только в Наклосе тамошние друиды.
— Я слышала. Хотя сама так далеко на юг не заезжала.
— Когда я построю корабль в натуральную величину, у него будет настоящий двигатель.
— Двигатель?
— Машина, которая будет вращать винт, как эта резинка.
— Но с резинкой вроде бы проще.
— Да, однако она годится только для модели, а никак не для настоящего судна.
— А почему ты хочешь продать эту вещицу?
— Я сделал другую, получше. Не на резинке, а на стальной пружине.
— Ты меня изумляешь.
Доррин молчит, уставясь на грубые половицы.
— Ты работаешь в кузнице. Ты целитель и делаешь прекрасные игрушки...
— Модели.
— Пусть... Неважно, — она умолкает, а потом спрашивает: — Почему ты мне писал?
— Потому... потому что я о тебе думал.
— Присядь-ка рядом. Пожалуйста.
Доррин садится на краешек койки и Лидрал тут же придвигается к нему поближе.
— Я приехала повидать тебя. Не затем, чтобы заработать. И не затем, чтобы вести учтивые разговоры.
— Я знаю. Просто чувствую себя... слишком молодым...
