Роман Димитров - Моя хранимая Химари
Казуса-но-ске, выходец из ветви императорской крови, был основателем легендарной семьи, властвовавшей над провинцией Овари, как её назовут в будущем, и дальним родственником ещё более легендарному Оде Казусаноске Сабуро Нобунага. Тому самому Оде Нобунага, который в последствии стал через четыре сотни лет после рассказываемых событий, пожалуй, одним из наиболее признанных и величайших в мире полководцев, а затем и правителей во всём обитаемом мире… но это всё будет потом, а сейчас, Казуса был одним из генералов, своим тяжким трудом заработавший призвание за свою доблесть и стратегический гений в служении своему императору. Умелый воин, в какой-то мере философ, статный и образованный мужчина с первого же взгляда полюбился женщине, и любовь эта была взаимной.
Счастливые дни сменяли друг друга, проведённые новоиспечённой парой влюблённых в ожидании, редких минутах совместного счастья и служении с интригами, соответственно Казусы и "Тамамо". Единственное о чём жалела уже обнаружившая по косвенным признакам свою "не совсем человечность" Мидзукумэ, было то, что она, как представитель рода из магической братии не могла иметь нормальных, невыделяющихся детей, которые бы не разрушили эту её семейную идиллию своей экстраординарностью, если смогут вырасти, не лишившись жизни в младенчестве… Однажды Казуса как-то проговорился про свои тайные и не поощряемые обществом отношения с Мидзукумэ, хитрой рыжеволосой фавориткой императора, которая оставалась ею рекордное время, "пережив" императора Тоба и приглянувшись сменившему его Коноэ, так как сама не старела и была идеальным воплощением всего, чего можно было ожидать от дамы её придворного положения. В этот судьбоносный день Казусе предстояло из-за своего языка пройти нелёгкое испытание, защищая от завистников, вспомнивших старое и казалось бы уже давно забытое прозвище, честь своей теперь уже не секретной избранницы. Чудом ли, или же толикой магии Мидзукумэ (о чём немногословная история тех времён промолчит), но даже из такого нелёгкого положения нашёлся выход в виде признания любимицы императора его официальной любовницей, что дало ей новый титул в насмешку всем недоброжелателям: "Тамамо-но-Маэ", "леди" Тамамо, что дословно так же можно было перевести как "перед ней", иначе говоря, учитывая прозвище, ставшее вторым именем: "та, перед кем/по сравнению с которой все остальные - обычные, унылые водоросли".
"Заново рождённая" под новым именем, Тамамо-но-Маэ не опозорила титул, и с новой высоты, совместно со своим избранником, любовь к которому уже пережила пик его человеческих лет, стала расчищать дорогу для тех, кто был её дорог - потомкам родственников приютивших её когда-то и давно почивших "родителей", а также поддерживавших её в ранние годы людей, приводя аристократию в порядок, равновесие и справедливость с её точки зрения, и прививая любовь к искусствам, чему она сама была первым и наглядным примером.
Однако время - оно неумолимо в своём продвижении. Годы сменялись годами, общественное мнение о своевольных аякаши, ставших мешать людям в их тесных поселениях и городах начали быть обузой, так как были нелегки на подъём и перемену к новым течениям. И вместе с тем Казуса старел, а Тамамо-но-Маэ оставалась всё также молода, рождая слухи уже другого происхождения и наполнения… Тогда ещё не девятихвостая, кицунэ с сознанием человека молила Ками о том, чтобы её любовь смогла прожить подольше, или… или чтобы она сама могла стареть вместе с ним, ведь нет ничего хуже в жизни любящей женщины, чем видеть мучения своего мужа, всё сильнее и отчётливее осознающего "недостойность" своей избраннице. И пусть тело Казусы, о котором демоническая лиса заботилась со всей прилежностью в доступной ей магии, и помнило былую удаль, а руки ещё отнюдь не ослабли до состояния старческой немощи, но время… время, подстёгиваемое Светлой сущностью неумолимо продолжало свой ход вперёд.
Любящим мужчине и женщине не суждено было прожить свой остаток лет в тихом и спокойном совместном времяпрепровождении. Император Коноэ, которого время также не щадило, как ему хотелось бы, несмотря на якобы протекающую в его крови сущность богов-ками, по преданиям основавших императорский род, несмотря на жену и детей, всё также души не чаял в Тамамо-но-маэ. Однажды, как это водится у хрупких здоровьем людей, подверженных течению времени куда как сильнее, чем аякаши, Коноэ охватила болезнь, и придворные мудрецы, астрологи и монахи к превеликому, старательно демонстрируемому "сожалению" всего двора, ничего не могли сделать по этому поводу. Все, кроме одного. Мудрец Абэ-но-Сэймей, в секрете рождённый другой демонической лисицей, Кузунохой Кицунэ, первый, кто не просто мог видеть, понимать и разговаривать с демонами вне зависимости от их желания, как прочие монахи и астрологи, а также повелевать и изгонять навсегда, а не на некоторое время, отчего и стал первым в истории этой страны экзорцистом своего клана оммёдо-оникири… был подговорён своей матерью, к которой однажды явился аватар Света, который в свою очередь и был инициатором дальнейших событий. Будущее, эта бессовестная и злодейская по отношению ко всем разумным производная Света, несправедливое к честным стараниям и чаяниям людей и аякаши, пророчило Тамамо-но-Маэ стать величайшей из когда-либо живших избранниц Тьмы, хотела она того или нет. Жившие тогда Светоносцы, для которых на их этапе понимания мира было невозможно "сосуществование" Тьмы и Света, якобы желаемое Многоликим, ещё не были кланом Амакава и не имели возможности открыто сделать что-либо со златошёрстой. Но это было не столь важно, так как получивший от своего доверенного советника, Абэ-но-Сэймея, тайное послание, разоблачающее Тамамо, император Коноэ неожиданно впал в ярость. Считая себя оскорблённым и униженным после оказанного ей доверия, и придумав своим гаснущим в плане мудрости сознанием весьма удобную отговорку своего ухудшающегося "божественного" здоровья, Коноэ приказал в секрете привести Тамамо-но-Маэ и Казуса-но-ске, и пытать последнего на глазах у женщины, пока она не снимет "своё проклятье". Но даже будучи готовыми к разному, воины и монахи не смогли предусмотреть, что разрываемое от несчастья, вызванного видом страданий своего возлюбленного, сердце Тамамо освободит из недр своей сущности разгневанную, неожиданно сильную для них кицунэ, как и было когда-то задумано златошёрстой на этот крайний случай.
Даже Казуса был поражён и напуган, не говоря уже об остальных, из-за чего кицунэ в слезах сбежала, приняв свою настоящую форму и оставляя прежнюю жизнь позади, поклявшись более никогда не доверяться таким переменчивым из-за влияния на них времени людям. Жизнь перевернулась с ног на голову, и гонения не прекращались ещё несколько лет, в течении которых уже высшая аякаши, не желая принимать бой, обещающий стать последним для знакомых и близких ей когда-то людей, отправленных за ней в погоню, провела в бегах, попутно переполошив большую часть провинций тогдашней разрозненной Японии. По ходу дела используя хитрость, ловкость в разговоре и вспомнившийся богатый арсенал магических уловок, чтобы невольно создать о себе легенды и местные сказания, она где возможно восстанавливала справедливость в том виде, в котором она её видела, пусть иногда этот вид вовсе не был общепринятым. Именно тогда похождения Тамамо-но-Маэ стали причиной создания народного образа о ней, как об озорном и своевольном, иногда довольно жестоком, но мудром духе, способном выкрутиться из любой ситуации. Долго так продолжаться не могло, так как отношение к аякаши в целом продолжало меняться, от мыслей о них, как об обузе тогдашней цивилизации, до мыслей о вредителях и зачастую врагах человечества, не таких уже и могущественных - новые последователи Абэ-но-Сэймея расправлялись с теми демонами, с которыми ранее приходилось мириться при помощи подношений, признавая их покровительство. Погоня-расследование становилась всё настырней и обременительней для Тамамо. И вот однажды…