Юлия Андреева - Дерево не выбирает птиц
— Сейчас, дядя, мой грех. Отец умер от ран несколько лет назад, а мать… не хочу потерять еще и мать. — Он вздохнул, невольно притормаживая у тропинки, ведущей к фальшивому лагерю.
— Прости меня. — Минору сжал руку племянника. — Твой отец умер, и вы не обязаны продолжать соблюдать ту давнюю клятву. Твоя мать снова зовется Грюку, и ты… я думаю, отец бы тоже одобрил мои слова. В общем, нам было бы приятно, чтобы ты тоже звался Грюку, чтобы жил в нашем замке вместе с мамой.
Когда самураи проходили мимо убитых стражников, Сиро перекрестился, произнеся краткую молитву над каждым. Минору сделал вид, будто бы не заметил этого. Юноша ему нравился, и он боялся напугать или ненароком обидеть его.
Запах. Ох, уж этот запах, царивший на пиру мертвецов, даже в лесочке, нет, особенно в лесочке, где чистый воздух и так и хочется дышать полной грудью, запах крови и испражнений, запах земли и рвоты были почти непереносимыми. А ведь тела еще не успели прогнить, распространяя вокруг себя чуму. Еще свежо разрубленное мясо, в котором в самом скором времени будут танцевать свой убийственный танец белые черви, еще наглые вездесущие птицы не выклевали мертвых глаз. Но уже так противно, что с души воротит.
Разрубленные человеческие тела, обломанные, торчащие из мертвой плоти кости, размозженные головы, изуродованная, залитая кровью броня, вылезшие кишки… бесформенные куски лошадиных и человеческих тел, театр смерти в его пугающем великолепии и обилии деталей.
Впрочем, еще не все умерли, кто-то замер в надежде, что его не заметят и не добьют, а кто-то в глубоком обмороке, поди отличи от покойника. Обломанное оружие, да и хорошее, поди, отыскать не проблема. Жечь не пережечь всех покойников местным крестьянам, придется в землю закапывать, хоть это и не по правилам. А по правилам лес на дрова для погребальных костров изводить? Но да тут главное сноровку проявить, крестьянам да самураям приказ отдать, навести порядок. По уму, конечно, было бы собрать городских эта, трупы изничтожать, но да где город, а где мы… да, отдать приказ, и пусть хоть что делают, хоть к себе на огород за ноги растаскивают. Тут главное отвернуться со строгостью и нипочем не смотреть на то, что произойдет дальше. Отыщет ли местный рыбак денежку, утянет ли кузнец обломанное оружие на перековку, тут главное, чтобы действующее оружие простецам не доставалось, потому как сие опасно и чревато беспорядками, а они кому же нужны?
Легенды ходят о таких местах, о полях смерти, бывших полях боя, что далеко от человеческого жилья. Годами стоят они, наводя ужас на округу, звери растаскивают тела знатных даймё, бравых офицеров и простых асигару, трудятся клыки лесных хищников, обдирают мясо с трупов воинов и их слуг, кровь смывают дожди, пытаясь похоронить на свой лад человеческие останки. Хорошо, если подземные боги проснутся и устроят в таком месте землятрясение, чтобы обвалилась почва, принимая в недра земные то, что еще совсем недавно было людьми, только редко в таких местах случаются движения земли и трещины, обходят боги столь неприятные места.
Сиро давно уже было хуже некуда, уж и извергал он из себя, и казнился и плакал, встречаясь с трупами своих бывших друзей, но да что сделаешь? Так и ходили дядя и племянник. Ходили и искали, переворачивали тела, заглядывали в очи. Искали…
— Нет Марико. — Минору остановился посреди царства мертвых, утирая пот со лба.
— Не нашли. — Сиро едва держался на ногах.
— Не нашли — значит, нет ее среди мертвых. Ты полон видел — стало быть, нет и среди пленных. На свободе твоя матушка — моя сестра. Дома пойди поищи ее. У соседей или, возможно, в лесах где хоронится. — Он пожал плечами, вспоминая непокорный норов сестренки. Даже если носатая Марико и предпочла бы прятаться в чащах лесных, то всяко не от страха, а из каких-то понятных ей одной соображений.
— Да не оставит ее Господь. — Сиро отвернулся от Минору, про себя произнося благодарственную молитву.
— Мой отец, твой дед, где-то в этих местах, — Минору беспомощно огляделся по сторонам, — давай разузнаем, да и пойдешь к нему. Вместе как-нибудь Марико разыщете, а я пока до Нагасаки доберусь. Служба.
— Мама, скорее всего, среди христиан, — простодушно предположил Сиро.
— Ну да, мы же в разных лагерях, племянничек.
— В разных, — не стал спорить с очевидным Сиро. — Но я ваш пленник и во всем покорен вашей власти. Маму мы не нашли, так что можем возвращаться в ваш лагерь. — Он опустил голову, оправил пояс. Без привычных мечей Сиро чувствовал себя неуверенно.
— Я твой должник. — Минору не трогался с места. — Ты спас мою мать, я от всей души желал бы помочь вызволить твою, теперь же… — Он нахмурил красивый лоб. — Твои христиане все равно проиграют. Я знаю об этом доподлинно. Я не спрашиваю, кому ты из них служишь, но попав в плен, ты, можно сказать, потерял хозяина, и теперь можешь решить свою судьбу сам.
Сиро молчал, опустив голову.
— Мы одна семья, я могу забрать тебя домой силой, и тебе все равно придется подчиниться мне, но я бы не хотел действовать подобным образом.
— Если вы заберете меня силой, я не смогу разыскать и спасти мою мать — вашу сестру, — напомнил юноша.
— Мне бы не хотелось прибегать к насилию, ты уйдешь и заберешь своих мальчишек, не хочу, чтобы их подвергали пыткам в замке Нагасаки. Но я… — Минору мучительно размышлял, как объяснить парню, что ему ведома тайна будущего. — В общем есть предсказание… — Он неуверенно переступал с ноги на ногу. Конечно же, отец запретил разглашать эти сведения посторонним, но разве племянник посторонний? — Есть предсказание, которое уже начало сбываться. Об этом не следует распространяться, но мне бы хотелось, чтобы ты мог реально оценить свои шансы в этой заварушке, а они равны нулю. — Минору вздохнул. — Дело в том, что сейчас ты видишь поле боя, засеянное в основном трупами в коричневой форме сегуната, и думаешь, что недалек тот день, когда вы, христиане, отпразднуете окончательную победу. Но этого не будет. Очень скоро из Нагасаки придет подкрепление, я сам и приведу его, и уже третьего января мы одержим победу, сместив вас в Симабара. Вы укроетесь в крепости, но у нас будут пушки, и… в общем, и ты, и твоя мама, и все, кто продолжит это безумие, будут либо убиты на поле боя, либо погибнут при бомбежке, либо будут казнены. Тридцать семь тысяч человек будут обезглавлены уже этой весной, еще точнее — в апреле. Наш предсказатель назвал точный день восстания, день в день предсказал это сражение, отчего же нам не верить ему и впредь. Тридцать семь тысяч, среди которых женщины и дети… казнят не только тех, кто будет участвовать в сражении, казнят всех членов семьи, посмевших бросить вызов Токугава-но Иэмицу.
