Татьяна Любушкина - В лабиринте миров
Я села на колени и взяла руку Бориса Григорьевича в свои ладони. Рука была тёплой. Это вселило надежду, и я принялась сосредотачиваться, перекачивать свою жизненную силу в…
— Женя, что ты делаешь!
— Уйди!
Мой злобный крик оттолкнул Мелку, как пощёчина. Яростная и горькая сила, как чёрная кровь переходила из моего израненного тела в тело моего умирающего спасителя. Веки его дрогнули, рука шевельнулась… у меня получится!
— Женя, прекрати, он уже умер! Не делай этого, Женя!!!
Руки Мелки не могли дотянуться до меня. Я оградилась от него защитным щитом, упрямо, во что бы то ни стало, желая довести дело до конца.
Глаза Бориса Григорьевича открылись, но… не было слышно вздоха. Зрачки посмотрели на меня замутнённым взглядом.
— Боря! Господи, Боря!!!
В комнату не вбежала, влетела Оленька. В трогательных голубых шортиках, украшенных улыбчивыми смайликами и короткой маечке с нарисованным Лунтиком впереди.
— Бо-оря!
Пухлые губы страдальчески изогнулись, из глаз брызнули слёзы.
От неё у меня защиты не было, и она припала к груди мужа, добросовестно орошая его белую рубашку слезами.
— Боря, что с тобой сде-елали-ии!
Её розовые, детские пятки были вымазаны кровью. Здесь повсюду была кровь.
Борис Григорьевич приподнялся, отводя в сторону заломленные руки жены.
Из соседней квартиры раздался громкий плач ребёнка.
Меня за плечо сильно тряхнули. Я обернулась.
— Пойдём, — лицо Мелки было серым от злости.
Я сгребла в охапку Тотошку и засеменила за ним, прихрамывая на правую ногу. В дверях обернулась. Борис Григорьевич сидел на полу, озирая комнату. Никаких кандалов на его ногах не наблюдалось. Кажется с ним всё в порядке, и Мелкина тупость могла стоить Борису Григорьевичу жизни.
— Иди! — Мелка толкнул меня с такой силой, что я едва не упала.
— Обалдел? Ты чего?!
Не позволяя мне задержаться ни на секунду, Мелка выволок меня на улицу.
— Я чего?! — Мелка трясся от злости и холода. В спешке он забыл надеть пальто, и снег мгновенно облепил его плечи. Впрочем, мне тоже было не жарко.
— Я чего?! Это были надзиратели, поняла?! Ты! — Мелка толкнул меня в грудь, и я чуть не упала. — Ты заключённая! Это были твои надзиратели! Когда ты впервые покинула Нижний слой, вместо себя ты подставила девчонку. Просто девчонку с улицы! Её убили, чтобы ввести в заблуждение твоих надзирателей. Но они тебе не поверили и сегодня пришли за тобой!
— За мной? Да?! А откуда они узнали, что я здесь? Ты сдал?
— Я?!
— Ты! Ты всегда предавал меня. Напомнить?
— Пошла к чёрту, я не предавал тебя!
— Да?! А кто меня продал Лохмам? Кто?! Опять скажешь, что заключил сделку?
— Может и так… — голос Мелки стал усталым. — Может и продал. Да мне и всегда с тобой было не по пути, принцесса. Но когда я узнал, что Лохмы отправили тебя на Ор, я пришёл за тобой. Не очень-то у меня получилось тебя спасти, но и пришёл. Потому что я не хотел, чтобы кто-то погиб из-за меня. А ты везде несёшь за собой смерть. Всегда.
Обида захлестнула меня, как горячая волна.
— Это я-то? Я человека спасла, между прочим, сегодня! Он бы умер, если бы не ты!
— Спасла? Вот ты как это называешь?! Женя, два надзирателя лежат мёртвыми в моей квартире. Надзиратели, Женя! Существа, которых невозможно убить! Никому, кроме ангела! И ангел оказывается здесь. В нужное время! В нужный час! Какое счастливое совпадение!
— Но я-то здесь при чём?!
— Ты при чём?! При том, что ангел становится свободен, когда выполнит своё предназначение. Предназначение моего несчастного соседа было сдохнуть, спасая твою задницу от надзирателей, если трюк с задавленной девчонкой никого не убедит. Это был твой ангел, Женя. Ангел, рождённый твоими усердными молитвами.
— Врёшь! — мне хотелось убить Мелку. Наглый и подлый врун. Он всегда мне врал. Всегда! А я одна, мне и поговорить не с кем, я везде чужая и потому я верила ему! А он всегда врёт!
— Врёшь, он жив, я могу спасать людей, я могу… я многое могу, ты не знаешь!
За моей спиной раздался скрип тормозов и громкие, возбуждённые голоса. Мелка сгрёб меня в охапку и увлёк в глубину двора.
— Чего?! — я сопротивлялась, но нутром чувствовала: Мелка прав. Нам лучше затаиться.
Мы сели прямо в снег за детским домиком, раскрашенным в яркие, весёлые цвета.
Возле ворот остановилась полицейская машина, из дома выбежала женщина средних лет и суетливо принялась возиться с воротами.
— Сюда, господа, сюда! Там творится что-то невообразимое. Это в нашем-то доме! Все такие приличные люди и вдруг драка, крики… сюда!
Полиция скрылась в подъезде, я вопросительно посмотрела на Мелку.
— Что будем делать?
— Ты уже сделала, что могла, — мрачно отозвался Мелка. Лицо у него было напряжённое, словно он чего-то ждал.
— В конце концов, мы можем сказать, что на нас напали! И Борис Григорьевич подтвердит…
— Ты совсем малахольная, да?!
Я ненавидела Мелку.
Ненавидела его худощавую фигуру, улыбку, его ухоженные руки, крепко сжимающие мои плечи. Ненавидела, что он знал что-то, что было непостижимо, неведомо мне и козырял своими знаниями снисходительно, походя, а мне каждый новый опыт давался с таким трудом!
Я поднялась на ноги.
— Ты куда?
— Не твоё дело. Извини, но это не в моей квартире сейчас найдут два трупа. Расхлёбывай свои проблемы сам.
Я хотела добавить ещё что-то обидное и злое, но в это время окно в Мелкиной квартире распахнулось, и в его чёрном проёме показалась Оленька. Растрёпанная и испуганная до жути. До одури. Членораздельно произносить слова она не могла и только мычала невнятно, размахивая руками. Да что с ней?! За её спиной возник Борис Григорьевич, и я облегчённо вздохнула, но в ту же секунду случилось нечто невероятное, то что долго ещё будет сниться мне в кошмарных снах.
Ангел обхватил свою юную жену поперёк талии и выкинул из окна прямо на серый, заледеневший асфальт. Тело рухнуло мешком, голова Оленьки звонко стукнулась о бордюр. Из-под сломанного черепа бойко побежала струя чёрной крови, разливаясь в широкую, антрацитовую лужу.
— Вот оно, — пробормотал Мелка и повернул ко мне бледное лицо.
— Что же ты сидишь? Иди — спасай! Вкладывай силу в мёртвое тело! Ну!..
Я оцепенела от ужаса.
Следом из окна Борис Григорьевич выкинул тела мёртвых подростков-надзирателей и захохотал, закидывая голову и широко раскрывая рот. В доме раздался плач ребёнка, ангел повернул голову, щеря губы в безумной улыбке, но к нему уже подходили полицейские, громко и возбуждённо переговариваясь, увещевая его о чём-то. Ангел бросился на них, раздались крики, возня, выстрелы… вскоре всё стихло.
