Виктор Некрас - Дажьбоговы внуки. Свиток первый. Жребий изгоев
Да ведь Тьмуторокань-то на юге, а Луга на север течёт…
Альбо уж он совсем всё перепутал…
На песчаном берегу города стоял мрачный князь Ростислав Владимирич, держа под мышкой шелом. Что-то не так было в шеломе в этом, да и в князе Ростиславе самом, а что — не понять…
— Княже, — теперь шёпот Шепеля уже не был таким страшным и свистящим. А может, это ему казалось.
— А… — невесело усмехнулся князь. — Явился всё же…
— Княже! — отчаянно крикнул Шепель. — Ростислав Владимирич! Прости… не виноват я…
— А кто? — просто и грустно вопросил Ростислав. — Я?
— В чём же виновен я? — Шепель закусил губу — тёплая струйка потекла по подбородку.
— А чего же ночью во Владимир не поехал, заночевал в корчме какой-то? — глаза Ростислава сузились. — Побоялся зад свой в седле натрудить?
Откуда князь про то знает? Хотя на то он и князь… прямой потомок самого Перуна, хоть и христианин теперь, чего уж там…
А ведь и верно… не опоздай он, Шепель, глядишь, княгиня с княжичами и спаслись бы из Владимира — ищи их после кияне по всей Волыни, а то и в уграх…
Шепель с мукой отворотился.
— Ладно, не сумуй, кмете, — усмехнулся князь. — Выкрутимся как-нибудь…
Шепель взглянул на Ростислава с надеждой и в ужасе закричал — зрение вновь прояснилось, и теперь он видел, ЧТО не так с Ростиславом Владимиричем — князь стоял без головы на плечах, держа её под мышкой. Голову, а не шелом!
Кметь отчаянно рванулся, но чьи-то мягкие и сильные руки властно надавили на плечи.
— Тише же, голубчик, тише, — принялся уговаривать его всё тот же девичий голос. — Да что же ты такой буйный-то, горюшко моё.
Князь без головы куда-то пропал, и снова наваливалась на Шепеля бездонная звёздная темнота, сквозь кою вдруг протаяло мужское лицо. Шепеля охватило чувство присущей огромной силы.
— Перуне? — прохрипел он из последних сил.
Твёрдые губы под длинными усами коротко усмехнулись, и лик стал медленно таять в темноте, сквозь него вновь проступили звёзды. Осталось только ощущение покоя, да повторённые слова князя: «Не сумуй, кмете…»
Шепель открыл глаза — и окружающий мир поразил его своей ясностью. В небольшое волоковое оконце бил неяркий солнечный свет, за окном весело верещал воробей, качалась у самого окна ветка бузины с ярко-красными ягодами. Осень небось, — с внезапной щемящей тоской подумал Шепель — всё, что было с ним в последнее время вдруг встало в памяти с необычайной ясностью.
Да где же я? — смятённо подумал он. Неуж в Тьмуторокани альбо на Дону? И отца, и князя он видел ясно, как вот сейчас видит небольшой стол в углу, одеяло из беличьих шкур на себе, плотные валики мха в пазах отмытых до янтарного блеска стен избушки. Ну, с князем-то понятно, бред… а вот с отцом? А ну как и с князем не бред?!
Шепель попытался встать и не смог — ни руки, ни ноги не слушались. Тогда он принялся оглядываться.
Жердевая кровля с торчащими кое-где меж жердей травяными корнями, подпоры из рогатых дубовых столбов. В углу — очаг из камня-дикаря, обмазанного глиной. Полуземлянка. Такие и в Росьской земле не в диковину, и на Волыни, и в Червонной Руси. И у них, на Дону — тоже не перечесть.
Пучки трав, висящих под задымленной кровлей, на стене два длинных ножа. И меч. Его, Шепеля, меч!
Стало быть, не у врагов — те меч непременно запрятали бы подальше. А то и вовсе лапу бы на него наложили. Меч был бесскверный, подарок князя Ростислава.
Дверь чуть скрипнула, отворяясь, пропустила в полуземлянку девушку, ту самую, то он видел в полубреду. Шепель невольно залюбовался — тонкая, невысокая и быстрая, она, не глядя на лежащего кметя, мягко и почти бесшумно прошла к столику, поставила на него парующую чашку, бросила в неё какую-то сухую траву. Что-то пошептала, водя над чашкой руками, плюнула куда-то за печь. Взяла чашку со стола, поворотилась к кметю… и чуть не выронила снадобье на пол, встретясь взглядом с Шепелем.
— Очнулся?! — воскликнула она радостно.
Шепель чуть напрягся — если отец и впрямь здесь, то она вот сейчас его позовёт.
Не позвала.
Одним быстрым неуловимым движением она оказалась у самой лавки, на которой лежал кметь. Приподняла его голову и поднесла ко рту чашку.
— А ну-ка выпей.
Голос был тот самый, с которым мешались голоса отца и князя Ростислава, и Шепель с горечью и облегчением понял, что всё-таки с Ростиславом, и с отцом — это был бред. И почти тут же вспомнили и эти руки под головой и на плечах, и чашку у рта.
Шепель сделал несколько глотков — по жилам прокатилась горячая волна. Питьё на вкус, невзирая на ожидания — Шепелю доводилось пить снадобья ведунов, и он отлично знал, что гаже их на вкус и найти трудно — оказалось недурным, отдавало мёдом, зверобоем и липой. И ещё чем-то, неузнаваемым, но различимым.
— Где я? — отдышась после очередного глотка, спросил Шепель. В горле уже не сипело и не булькало, как в прошлый раз.
Девчонка отёрла с его лба крупную испарину.
— А тебе что нужно? — спросила она повеселелым голосом. — Деревня, волость, альбо вовсе страна?
— Ну, страна-то, небось, Русь? — хмыкнул Шепель, тоже веселея. — Нет?
— Русь, Русь, — кивнула девчонка.
— Волынь? — спросил Шепель, и его голос против воли дрогнул.
— Она, родимая, — вздохнула девушка, убирая на полку чашу. — Весь наша Красный Яр зовётся.
— А до Владимира далеко? — Шепель напрягся.
— А на что тебе Владимир-то? — удивилась девушка, оборачиваясь к кметю. — До Владимира-то вёрст с сотню…
Шепель вытянул было губы трубочкой, словно собираясь присвистнуть, но в последний миг удержался, мысленно хлестнув себя по губам. Ещё чего выдумал, свистеть в приютившем доме — совсем стыда перед домовым не иметь.
— А как я тут оказался-то? — ошалело спросил он.
— Совсем ничего не помнишь? — участливо спросила девушка, подсаживаясь к нему рядом. Он тут же вспомнил, как точно так же подсаживался отец — и тепло от девичьего бедра было точно таким же. Точно, бред был.
— Нет, — он зажмурился. — Помню, что в реку прыгнул со стены городской.
— Ого, — девушка восхищённо покачала головой. — Река тебя и принесла.
— Луга? — уточнил Шепель неведомо зачем.
— Ну да.
— Н-да-а, — протянул кметь озадаченно. Сотня вёрст, надо же. И спохватился. Открыл глаза.
— А звать-то тебя как?
— Нелюбой кличут, — девушка откинула волосы со лба, глянула на него зелёными глазами — ох, берегись, кметь Шепель, берегись!
— Меня Шепелем зови.
Нелюба кивнула. Встала, отошла к очагу, стала невидимой для кметя.
