Михаил Парфенов - Связанные паутиной
– Я знаю, госпожа. Знаю… Просто это так… так… несправедливо! Почему они от меня не отстанут?! Зачем я им потребовался?!
– Ты житель Убежища. И, находясь во внешнем мире, представляешь для них угрозу.
– Так скажите же, что я больше не принадлежу инкантаторам.
– Не стану. У меня здесь нет власти. Но послушай, все не так плохо. – Она подняла пальцем его лицо за подбородок. – Ты можешь мне помочь. Тебя заберет сам Дезире. Это сыграет нам на руку. Подави свой гнев и постарайся втереться к нему в доверие, стань незаменим.
– А потом?
– Пускай расслабятся. Перестанут воспринимать тебя как живое существо. Стань тенью, как и обещал. И слушай все, что они будут говорить. Запоминай. Услышишь про планирующийся захват власти – живо ко мне.
Василиск хлопнул белесыми ресницами и спросил:
– Госпожа, кто вы все-таки такая?
Сантера улыбнулась:
– Это важно?
– Нет.
– Тогда будь умницей и не спорь. Я полагаюсь на тебя.
– Будет сделано, госпожа Лиз. – Он старался бодриться. – Вы тоже хотите, чтобы хозяева исчезли. Я рад. И не важно, если пострадаю.
– Я не прошу тебя рисковать. И отучись уже называть их хозяевами. Инкантаторы просто очередные пешки в сложной игре, что зовется жизнь.
– А мы кто?
– Если повезет – вольные игроки. Ну или много возомнившие о себе дурни. И то и другое в своем роде неплохо.
– Вы такая странная, госпожа, – опустошенно произнес Василиск, усаживаясь на кровать. Было видно, как он что-то тщательно обдумывает. – Говорите, что глупцом быть хорошо, многое утаиваете, ничего о себе не рассказываете. Но почему-то я вам верю. Возможно, вы мудрее хозя… инкантаторов. Я выполню ваш приказ.
– Просьбу. Обычную просьбу.
– Когда я уйду, постарайтесь не рисковать. Чистопородным сейчас быть опасно.
– Постараюсь, – кивнула Сантера, с облегчением вздыхая.
Мальчик порывисто обнял ее, уткнувшись в живот.
– Знаете, я давно хотел сказать.
– Хм?..
– Вы часто разговариваете сами с собой.
– Не обращай внимания. Старая привычка. – Она не хотела слышать тоску в его голосе.
Василиск не отстал:
– Я слышал, так делают только очень одинокие люди.
– Прекращай запоминать глупости и иди наконец.
Он подчинился. Собрал вещи и прошел сквозь портал. Она осталась одна, вслепую нащупала в бездонном чреве рюкзака курительную трубку того человека. Сунув ее в угол рта, опустила веки.
После того как ушел Василиск ее все чаще стал навещать доппельгангер. У них завязалось подобие дружбы, что было весьма на руку. Ни к чему не обязывающее общение, долгие совместные ночи – делалось все для того, чтобы ослабить его бдительность. Но девушка не могла отрицать, что общее времяпровождение приносило ей удовольствие.
Однажды Алкан даже привел ее к себе в берлогу похвастаться трофейным оружием – его тайной страстью.
Узкая грубоватая постель, вокруг которой стояли доспехи разных времен и для разных существ, стены украшали мечи, секиры, пики, щиты. Большинство из них было проржавевшим хламом, который Призрак бессмысленно пытался привести в порядок. Но находились и приятные исключения.
– Вот мой любимец, – похвастался второсортный, снимая с крепежей изящное оружие с изогнутым, до блеска начищенным лезвием. Сантера осторожно приняла меч из рук в руки. Непривычно тяжелый, особенно после плеваки.
– Хорош, – осторожно заметила она, проверяя балансировку.
– Да, он великолепен! Не представляешь, скольких трудов мне стоило раздобыть этого красавца!
– Тут гравировка, – заметила она, поднимая клинок на уровень глаз. – «Еще один тиран рожден, еще один закончен путь…» Что бы это значило?
– Ты умеешь читать руны Иных? – насторожился Алкан.
– Я мно-огое умею, тебе ли не знать, – успокаивающе мурлыкнула Сантера, прижимаясь к его груди.
– Знаешь, а это возбуждает.
– Что именно?
– Сама подумай. Красивая девушка с опасным оружием, которое она чувственно гладит. Меч как символ мужественности…
– Ты невыносим, допель! – прыснула она и играючи взмахнула клинком, чтобы тот описал между ними сияющий нимб. – Во всем найдешь подтекст. Иногда мне кажется, что ты думаешь совсем не головой.
– Не важно, чем мужчина думает, – важно, что он при этом делает! И не размахивай так сильно – сломаешь!
– Неужели ты мне не доверяешь? Я умею обращаться с мечом.
Она ловко проскользнула между старой шипницей и «черепашьим панцирем» с потрескавшейся поверхностью, уворачиваясь от распалившегося Призрака. Кошки-мышки продолжались долго.
– Настоящее оружие поет. Хочешь услышать? – Он таки успел поймать ее за запястье и перехватить своего любимца. Сантера замерла.
Меч поднялся над головой и резко ушел вниз и в сторону, замерев у самой ее щеки. Каждая клеточка кожи уловила исходящие от клинка слабые вибрации, переходящие в музыкальный звон до боли натянутой струны.
– Теперь понимаешь? Холодное оружие в разы лучше того, чем вы стреляете по воронам. У него есть настоящая живая душа.
– И все равно я выберу огнестрельное. Оно позволяет отстраниться от убийства, точно оно сделано чужими руками. С мечом так нельзя. Он безжалостно правдив.
– То есть мне тебя не переубедить? – хрустнул кулаками Призрак.
– Не переубедить, – отважно кивнула Сантера.
– Ну держись, зеленоглазая! Сама напросилась!
Девушку подхватили на руки, подбросили в воздух и скинули на смятые подушки. Она заразительно рассмеялась, запрокинув голову. Обнажилась беззащитная шея. Доппельгангер ощутил сильное желание. Скрипнув зубами, притянул ее к себе…
Она бесстыдно лежала рядом, воздев над собой руки с зажатыми в них ножнами. На личике сосредоточенность. Алкан, умиротворенный и сытый, в который раз удивлялся броне ее непрошибаемого спокойствия. Знавшие репутацию Призрака старались избежать с ним встреч. А тут сама, наивная, напрашивается. И лезет, лезет с упорством муравья прямо в разлитый яд.
Воровка, мошенница… да еще и помощница Странника. Двуличная, как и все бабы, но хотя бы не скрывает этого. Тело, лишенное обычной женской мягкости, – резкое, точеное, крепко сбитое. Ни грамма косметики на лице. И притом какие все же тонкие запястья! Сожми покрепче и сломаются!
Его забавляла их противоестественная связь. Думать о последствиях не хотелось. Пускай Совет Власти рвет на голове последние волосы, стараясь утаить свои секреты. Он никогда не был ответственным настолько, насколько от него требовали этого другие.