Андрей Ерпылев - Город каменных демонов
— Может быть, отвлечемся от мифологии?
— Охотно. Тем более что я в ней не особенно силен… С коллегой Вольмингом мне здесь не тягаться…
— Вы мне льстите.
— Ничуть, профессор. Но, согласитесь, любые попытки объяснить чудесные свойства виллендорфовских скульптур будут отдавать сказкой. Никакого дракона, конечно, не существовало в природе, однако дыма без огня не бывает. Допустим, что где-то в глубинах Вселенной существует жизнь, совсем не похожая на нашу…
— Это тоже фантастика!
— Не большая, чем та, что мы можем увидеть всего лишь через несколько помещений отсюда.
Председательствующий строго постучал карандашом по графину с водой:
— Я попросил бы не перебивать докладчика!
— Итак, я продолжаю. Предположим, что эта жизнь занесена на нашу планету.
— Каким образом? Божественным провидением?
— Почему? Допустим, что она гнездилась на метеорите… Про инопланетный корабль, опустившийся когда-то на шведском побережье, я и говорить боюсь.
— Хорошо. Итак?
— Возможно, что микроорганизмы внеземного происхождения… Я говорю предположительно — не исключено, что аналогов этой формы жизни мы вообще не можем себе представить… Итак, каким-то образом иная жизнь меняет структуру камня, придавая ему чудесные свойства…
— И открывается это лишь фон Виллендорфу.
— Отнюдь. Присутствующий здесь профессор Вольминг имеет достоверные данные о поклонении некоторых из языческих племен, как в Швеции, так и в Прибалтике, каменным статуям. Язычники приписывали им многие свойства, роднящие их с нашими… к-хм… объектами. И, между прочим, приносили кровавые жертвы. А связь брантеклевского габбро с человеческой кровью доказана некоторыми из наших коллег неопровержимо, хотя механизм ее до сих пор не ясен. Более того, она положена в основу разработанной и совершенствуемой в данный момент технологии, о деталях которой я здесь распространяться не буду. Достаточно того, что подавляющее большинство из нас внесли в ее создание свою лепту, а без участия остальных она не могла быть осуществлена вообще.
Переждав бурные и продолжительные аплодисменты, докладчик добавил:
— Скажу больше. Сейчас вам, уважаемые господа, будет представлено нечто, в существование чего трудно поверить.
Двери аудитории распахнулись, и на пороге появились угрюмые лаборанты, катящие…
12
Женя прибежал домой немногим раньше начала «комендантского часа». Конечно же, ехать с совершенно расклеившимся милиционером за рулем было выше его сил, поэтому он просто довел того до постели и, не слушая совсем уже пьяных «Ты меня уважаешь?», выскочил из квартиры, стараясь никому не попасться на глаза. Все же, как ни крути, а дверь была опечатана прокурорской печатью. Пусть уж старший лейтенант Прохоров разбирается в делах своего отчима, раз он тут теперь законный хозяин.
Уже сбегая по лестнице, Евгений задумался над совсем уже не к месту прилепившимся вопросом: а почему Роман в таких чинах, если до пенсии ему осталось всего ничего? И тут же нашел ответ: поскольку старшие чины тоже почти не стареют, естественной ротации дождаться очень трудно…
«Да и бог с его погонами, — думал он, торопливо пересекая улицу. — Главное, что он нас предупредил…»
Вера, к счастью, еще не ложилась.
— Куда ты запропастился? — накинулась она на Князева, едва тот постучал в дверь, будто караулила каждый звук. — Татьяна Михайловна вон извелась вся… Знаешь, что она мне рассказала?
— Потом, потом… — Молодой человек схватил тонкое запястье девушки и чуть ли не насильно перевернул ее руку, открыв сгиб локтя. Чтобы закатать рукав, потребовалось мгновение.
— Что это? — указал он на уже желтеющий по краям синяк, окружавший два очень неприятно выглядящих черно-багровых пятнышка.
— Больше не буду, гражданин начальник! — шутливо заныла Вероника, пародируя героиню какого-то сериала. — Один разик только укололась… Век воли не видать!
— Я серьезно! — прикрикнул на нее искусствовед.
— И я серьезно, — вырвала она руку, опустила рукав и отвернулась. — Поранилась где-то. Тебе что, мент этот наболтал про меня каких-то гадостей? Ты меня наркоманкой считаешь? И вообще, я в таком тоне…
— Вера, — мужчина взял девушку за хрупкие плечи и повернул к себе лицом. — Поверь мне, это очень серьезно! При каких обстоятельствах ты получила эти отметины?
— Женя, мне больно! — испуганно вскрикнула Вера, и Евгений, опомнившись, выпустил ее. — Это в самом деле так важно?
— Да, очень!
— Ну… Это было пару дней тому назад. Я проснулась от того, что мне хотелось петь, смеяться. Легкость была во всем теле неимоверная… А потом глянула на постель и чуть в обморок не упала: все одеяло и простыня в крови. Я сначала думала… ну это… неважно. А потом, когда уже руки мыла, увидела эти ранки. Они еще кровоточили, поэтому я их забинтовала. Все. Да!.. Я еще потом целый час диван осматривала, думала, что гвоздь где-нибудь торчит… А что, ты что-то узнал? Это опасно?
— Нет, ничего. Это так, ерунда.
— Ты от меня что-то скрываешь?
— Вера. Все потом, в дороге. Собирай скорее вещи, и бежим. Что у тебя? Чемодан? Сумка?..
— Чемодан… Но поезд только завтра днем!
— Побродим где-нибудь. Чем раньше мы отсюда уберемся — тем лучше.
Вере не нужно было повторять дважды. К чести юной девушки, она успела собраться за пятнадцать минут. Правда, аккуратно сворачивать вещи не было времени, и чемодан наотрез отказывался закрываться. Князев, забежавший в свою комнату лишь для того, чтобы покидать в сумку то немногое, что еще не было туда уложено, обернулся как раз тогда, когда журналистка прилагала отчаянные усилия в борьбе с пузатым упрямцем. Молча отстранив любимую, он приналег коленом, и вредное китайское отродье, видимо, струхнув, застегнулось на счет «раз-два». Хотя и обиженно надулось при этом…
— Все? Ничего не забыла?
— По-моему, ничего… Стоп! А как же Татьяна Михайловна? Так и уедем, не попрощавшись, как воры?
— Почему как воры? Как честные люди уедем, но по-английски. Напишем записку, так, мол, и так. Срочно, дела, служебная необходимость. И денег оставим.
— И все-таки…
Вера, присев на краешек дивана, быстро покрыла ученическим почерком половину странички, подумала и приписала внизу еще пару строк.
— А сколько денег?
— Тысячу оставь. На еще одну, от меня.
Девушка подумала и положила под листок еще две синие купюры. Все равно это были сущие копейки по сравнению с московскими ценами…
