Леонид Бутяков - Владигор
Лишь горный орел, рьяно атаковавший княжича над ущельем, не имел никакого отношения к испытанию души. Белун это сразу понял, разглядев на груди птицы золотой обруч в виде трехглавой змеи, и очень встревожился. Черный колдун Арес посмел вмешаться в священный обряд, подослав очередного убийцу! А ведь как верно рассчитал все: и что Филимону нельзя находиться в этот день рядом с Владием, и что Белун вблизи Перунова капища не посмеет применить свою чародейскую силу, и что над пропастью ученик должен пройти один, без учителя!..
Но Владий с честью выдержал и это испытание, доказав, что достоин быть причисленным к узкому кругу Посвященных.
После того как Перун дал ему новое имя, ученичество княжича завершилось. Точнее, завершился первый и самый важный этап, поскольку отныне Владигор посвящен в Стражи Времени. Вся дальнейшая его судьба предопределена этим званием. Сумеет он совладать с тяжелой ношей, не будет ею раздавлен, не сбросит с плеч своих в трудный час — тогда имя его прославлено будет в веках, душа познает высшие законы бытия, а тело и разум не будут подвластны быстротечности земных лет. И это — второй этап ученичества; здесь уже нет наставников, кроме единственного — самой жизни, но есть великая забота — охранять Время.
Юноша откровенно признался чародею, что не слишком-то понял его разъяснения. А в ответ услышал: понимание приходит с годами и с опытом, тайна Посвящения раскрывается не сразу и, как ни странно, даже не каждому Посвященному. В общем, живи, как долг и совесть повелевают, и, возможно, смысл Посвящения тебе откроется.
Проворочавшись всю ночь с боку на бок, так ничего и не уразумев в происшедшем, княжич решил не ломать голову над загадочными словами Белуна, а заняться с утра более важными и насущными делами. Пора было собираться в дорогу — спешить к воеводе Фотию, к его Дружине…
К сожалению, Филимон не мог сопровождать его. В птичьем воплощении он был необходим сейчас чародею: кто еще мог незаметно проникать в Ладорскую крепость и сообщать о новых каверзах Климоги и Ареса? Черный колдун явно замыслил нечто опасное для всего Синегорья, нужно вовремя узнавать о каждом его шаге. Поэтому Филька проводил Владигора лишь на одну ночь своего полета, а затем, простившись, с тяжелым сердцем вернулся в Белый Замок.
Эх, да будь он рядом, разве угодил бы Владигор в эту дурацкую клетку, торчал бы в ней, как дикий звереныш?! А от подземельщика, всего и всех пугающегося, много ли толку? Вот и вопросы его о сокровищах Пещеры настораживают: не слишком ли падок он на золото, не продаст ли того, кого сейчас князем признал, за тугой кошелек в самый важный момент? Пока в деле себя не покажет, вряд ли стоит особо на него полагаться…
Ладья ровно бежала вниз по течению, унося Владигора все дальше от намеченного пути, но при этом — вот ведь насмешка Судьбы! — приближая его к Ладорской крепости. Княжич невольно улыбнулся, осознав это, однако на душе у него кошки скребли…
4. Попытка К бегству
Он понял, что спал, только ощутив, как Чуча тормошит его за плечо, и разобрав слова, которые тот громко шептал ему прямо в ухо:
— Проснись, князь, да проснись же! Там что-то странное происходит. Послушай, какой переполох на ладье!..
Владигор приподнялся на локтях, быстро огляделся. В клетке было сумеречно, из чего следовало, что он проспал почти целый день. Избитому телу требовался хороший отдых — и оно его получило, погрузив сознание Владигора в глубокий, безмятежный сон. Но теперь ему нужна была пища. В поисках ее и крутил головой княжич, а вовсе не из-за того, что борейцы подняли крик на палубе.
— Поесть приносили? — спросил он Чучу хриплым со сна голосом. Тот удивился было спокойствию Владигора, но затем вытащил из-за пазухи ржаную лепешку и протянул юноше:
— Вот, за весь день только две лепехи и ковш воды. Одну я съел. Черствые, заразы, чуть зубы не обломал!
— Ну, разносолов ждать не приходится…
Напившись и с трудом надкусив лепешку, — ее и в самом деле можно было использовать вместо камня для пращи, — княжич наконец поинтересовался:
— Так с чего шум на ладье?
— Кабы знать! — затараторил подземельщик. — Мне же до верху не дотянуться, ничего не вижу я и разбудил тебя, чтобы глянул. Про коня какого-то кричали, хотели даже к берегу повернуть, чтобы его изловить. Раздумали, кажись…
— Про коня? — встрепенулся Владигор.
Резво вскочив на ноги, он подпрыгнул и ухватился за верхнюю решетку. Однако высокие борта ладьи не позволяли увидеть берег. Он только и успел рассмотреть спины борейцев, сгрудившихся у правого борта и на что-то указывающих наместнику. Громкий окрик стражника и удар древком копья по пальцам заставили его разжать руки и упасть вниз.
Потирая костяшки пальцев, Владигор обдумывал увиденное. Похоже, его первое предположение оказалось верным: с ладьи заметили Лиходея, который берегом скачет за своим плененным хозяином. Только на златогривого могли так пялиться люди наместника. Какой другой жеребец сумел бы завлечь их до такой степени, что готовы были к берегу пристать и попробовать его поймать? Глупцы! Никому еще не удавалось Лиходея на аркан взять, а те, кто пытались, калеками стали. Так что радуйтесь: Зотий, сам того не ведая, кое-кому из вас здоровье сохранил, а может, и жизнь.
Настроение княжича сразу улучшилось — не пропал его верный конь, не бросил в беде хозяина. Добрый знак! Эх, найти бы только возможность на берег выбраться. Лиходея свистнуть и — лови ветра в поле!
Чуча с нескрываемым интересом посматривал на Владигора, однако вопросов не задавал. Ждал, когда тот сам расскажет. Княжич между тем, с аппетитом дожевав лепешку, устроил проверку своему снаряжению, припрятанному в темном углу клетки.
Обломок борейского копья с острым наконечником, сыромятный ремень, которым в Замостье руки связали, глиняная миска… Да, не густо. Он оглянулся на подземельщика:
— Как считаешь, Чуча, не засиделись мы в гостях у Зотия?
— И вот с этим «оружием» ты со стражниками разделаться думаешь? — вместо ответа полюбопытствовал Чуча.
— Другого-то у нас все равно нет.
Чтобы не насторожить борейцев звуком разбиваемой посуды, он завернул миску в рубашку и только после этого расколотил ее о брусья клетки. Выбрав из глиняных осколков самый подходящий, он надежно обмотал его тупой конец лоскутом, оторванным от подола рубахи. Получилось нечто напоминающее нож, во всяком случае — достаточно острое, чтобы проткнуть вражеское горло или глаз, и с тряпичной рукояткой, дабы удобно было держать.
Из ремня он сделал петлю-удавку. Тоже пригодится. При необходимости она легко превратится в пращу. Обломок копья с хорошо заточенным железным наконечником в переделке не нуждался: в рукопашной схватке, грудь в грудь, с эдаким даже сподручнее будет, чем с целым копьем.
