Александр Прозоров - Люди меча
Нислав попытался отступить — но сзади твердо стоял кто-то из стрельцов и бывший милиционер с ужасом увидел, что боевой конь рушится прямо на него.
— А-а-а! — в последний момент Нислав сообразил метнуться вперед, но попал под широкую попону, запутался, упал и на ноги тут же обрушилась огромная тяжесть, еще что-то грохнулось на спину и он остался надежно заваленным, да еще и в полной темноте.
Сверху нажало так, что из легких выдавило весь воздух, отпустило, нажало снова. Похоже, сверху его топтали лошадьми — но через мягкую прослойку. Он со всей силы поддернул к себе левую ногу, освободил ее, уперся в лошадиную тушу и выдернул вторую, тут же ощутив холод — кажется, он вытащил ее из сапога.
— Ладно, не пропадет, — решил он, пытаясь стряхнуть тяжесть со спины и выползти из-под попоны. Хотя и с трудом, но двигаться удавалось. Рука нащупала деревянное древко, и он окончательно успокоился: — Бердыш! Теперь не пропадем…
Тяжесть осталась позади, а ватная попона особого препятствия из себя не представляла. Он выполз на свет, увидел над собой конское брюхо, перетянутой подпругой и без колебаний резанул его лезвием бердыша. Подпруга лопнула, из брюха прямо на голову хлынул поток крови и кишок. Нислав шарахнулся в сторону, оказался между коней, увидел рыцаря: кираса, ноги и руки в железе — не наш. С ходу вогнал подток бердыша ему под латную юбку. Смотрящий куда-то вперед швед так и не успел ничего понять — просто захрипел и откинулся на спину, оставшись в седле.
Внезапно послышались громкие крики, конная масса пришла в движение, и Нислава зажало между коней так, что потемнело в глазах
— Стралец! — раздался сверху визгливый крик. Шведский рыцарь, соизволив опустить глаза, обнаружил рядом со своим коленом русского пехотинца. Длинным мечом колоть или рубить врага в упор ему было несподручно, поэтому он несколько раз опустил на стеганную конским волосом и тонкой проволокой, подбитую каракулем ватную шапку Нислава оголовье рукояти, в которую была вделана косточка из мощей святого Пантелеймона. В глазах бывшего милиционера потемнело, и он, едва кони немного разошлись, осел вниз.
Зализа, гарцуя впереди массы кованой конницы, отошедшей на край поля и остановившейся перед новгородской судовой ратью, следил, как шеститысячный отряд рыцарей… Хотя, пожалуй, уже пятитысячный — врубается в стрелецкий полк, вытаптывая, рубя сминая отмахивающихся саблями и бердышами пехотинцев. Стрельцы гибли, но не бежали, отчаянно пытаясь остановить многократно превосходящего врага. Под напором тяжелой конницы они постепенно пятились, теряя строй и приближаясь спинами к труднопроходимой каменистой россыпи, слегка прикрытой от солнца редкими низкими соснами.
Как не ужасно было зрелище гибнущих сотоварищей, но он ждал, временами косясь на ровные ряды шведских пехотинцев, остающихся на своем месте. Пожалуй, они уже начинали считать, что русская армия, конница которой трусливо сбежала, а пехота вот-вот поляжет до последнего стрельца, будет разгромлена и без их участия. Что же, на войне бывает всякое. Но сейчас ему предстояло в очередной раз попытаться разрешить извечный спор между броней и саблей, между стремлением к победе и надеждой на неуязвимость, между силой и выносливостью.
Век за веком сталкивались на полях сражений кованая конница и рыцарские отряды, проливая кровь, побеждая или умирая в сечах, и каждый раз оставались в уверенности в правильности именно своей тактики и принципа воинского вооружения. Рыцарь — неуязвимый, хотя и неуклюжий, спрятанный в броню до кончиков пальцев, и размахивающий в сече не только мечом — но и одетой на кисть латной перчаткой, железным рукавом, громыхающий множеством сочленений. Русский боярин — гибкий, шелестящий похожей на драконью кожу кольчугой, рукава которой всегда заканчиваются у плеча, а на руке которого далеко не всегда есть даже наруч — потому, что рука должна быть легкой, и не уставать, даже если рубиться с врагом придется несколько часов без перерыва.
А вот тяжелый рыцарь полностью выдыхается всего за полчаса.
— Пора! — опричник схватился за рогатину, и дал шпоры коню, разгоняясь для смертоносного удара, а за ним, сперва на рыси, а затем переходя в стремительный галоп помчалась вся остальная конная рать. На этот раз вместо стрел она сама мчалась на врага, неся ему смерть на множестве стальных, украшенных чеканкой или воронением, или просто остро отточенных и похожих на поблескивающих чешуей рыбок наконечниках. И нет силы, способной остановить удар разогнавшегося на всем ходу всадника.
Темная масса кованой конницы ударила в бок и в спину ведущим тяжелый бой рыцарям — и многие сотни из них оказали пробиты копьями насквозь, не успев даже осознать опасности, многие посечены саблями или сбиты с коней, не успев развернуться для отпора. Вдобавок, от слитного удара многотысячной конной массы, они оказались сдавлены, как попавшая под щелчок пальца оса — и вытолкнуты вместе с еще отбивающимися стрельцами на каменные россыпи.
— Они переломают там ноги! — ударил кулаком о седло адмирал. — Что они делают?!
Он не хуже Зализы понимал, что рыцари выдохлись, что им нужно отступить, перевести дух, восстановить силы — но шведская конница оказалась в кольце, и на ней оставалось либо поставить крест, либо немедленно спасать.
— Трубач! — рявкнул Брагге. — Играй общее наступление!
Наверное, это было неправильно — но у командующего армией просто не оставалось другого выхода.
Ряды шведской пехоты дрогнули, и медленно двинулись вперед, собираясь атаковать русскую конницу. С расстояния сотни шагов ландскнехты дали слитный залп, прореживая боярскую конницу — и одновременно предупреждая ее об атаке. Русские развернулись навстречу, размахивая саблями и кистенями, людские массы слились, и сражение окончательно превратилось в неуправляемую резню, всеобщую кашу, понять что-либо в которой, или изменить казалось совершенно невозможным.
— Улаф, ты вернулся? — оглянулся в поисках королевского пажа Якоб Брагге.
— Да, мой адмирал.
— Слава Богу. Я уж боялся, что тебе захочется. ринуться в общую атаку. Жди здесь, ты мне вот-вот понадобишься…
Командующий еще раз окинул взглядом царящую на поле боя неразбериху. В начале битвы у него имелось вдвое больше сил, нежели у русских. Возможно, рыцарская конница и не смогла смять вражеские порядки, но урон она нанесла ощутимый. Теперь там рубится почти вся его пехота, а у русских остались нетронутыми правое и левое крыло. Значит, в сече сейчас участвует почти втрое больше шведов, нежели язычников! И если язычники не бегут, то только потому, что… Что им не хватает последнего, завершающего удара, решающего судьбу сражения.
