Александр Прозоров - Люди меча
Зализа, верный русским воинским традициям, занял все пространство кованой конницей. Пешие отряды, в битвах участия обычно не принимающие, стояли за ней — справа, у густых зарослей орешника, новгородская судовая рать, посередине — спешившиеся и зарядившие пищали стрельцы, слева, почти опираясь на каменные валуны размером с избу, разношерстные отряды казаков и псковских охотников, одетых и вооруженных кто во что горазд — кто в панцирях, кто в рубахах, кто с секирой, а кто и с топором. За камнями, скрытые от глаз свенов камнями, прятались кауштинцы с семью пушками: пятью трехгривенными, заряженными чугунными ядрами, и двумя крупнокалиберными, сорокагривенными, снаряженные жребием. Не очень понимая, какой прок от осадных приспособ в открытой сече, Зализа просто оставил их на совести боярина Росина, уже не раз свое хитроумие доказавшего.
Выстроив полки, опричник решил долг свой воеводский исполненным полностью и отъехал к братьям и друзьям своим — в общую пятитысячную массу боярской конницы.
Над полем снова повисла напряженная тишина. Шведы ждали атаки гарцующей русской конницы, напоминающей летящую в небе огромную птичью стаю: постоянно живую, перемещающуюся, колеблющуюся, не имеющую ни формы, ни места, но в тоже время остающуюся единым целым — полная противоположность замершим в плотном строю закованным в сверкающее железо с головы до ног дисциплинированным рыцарям, за каждым из которых вытянулось в цепочку его копье — от одного до десятка кнехтов, готовых пойти в атаку за своим господином и защищать его, сражаться рядом с ним и умереть во имя его славы.
Зализа же, видя сотни мушкетонных стволов в первом ряду свенов, приближаться к ним отнюдь не стремился — знакомство с иноземцами из Каушты и их сноровкой в стрельбе из пищалей успело научить его уважению к новому огненному оружию. Правда, он прекрасно знал и основной недостаток этого оружия — почти втрое меньшую, нежели у лука, дальность стрельбы.
— Ну что, бояре? — громко спросил он, вытягивая из колчана лук. — Не посрамим земли русской?!
Опричник вытянул заветную стрелу — с белым гусиным оперением и глиняной свистулькой, примотанной к самому кончику, наложил ее на тетиву, натянул лук и пустил ее вверх, по направлению к вражьему воинству. Издав протяжный свист, темная черточка взмыла к небесам, почти замолкнув, а потом, с громким нарастающим пением рухнула сверху вниз куда-то в ряды вражеской пехоты.
Тотчас защелкали покрытые лаком, яловые и пергаментные луки со всех сторон, и на поле легла тень, словно от набежавшего на солнце облака — пять тысяч воинов, пять тысяч привычных к этому с детства бояр, каждый их которых успевал выпустить две стрелы еще до того, как первая попала с цель торопливо опустошали свои колчаны, путая широкие пехотные стрелы с гранеными бронебойными, не выбирая конкретной цели, а стараясь просто накрыть вражеский строй.
Тысячи стрел лились на шведский строй подобно дождю, вытыкаясь в землю между людьми, бессильно звякая о широкополые шлемы-морионы и кирасы пехоты — но по крайней мере одна из десяти стрел находила незащищенные руки, ноги, ступни, впиваясь в них или рассекая рукава и штанины, и кожу под ними остро отточенными краями. В полной безопасности могли чувствовать себя только рыцари — но они сидели верхом на конях, стеганные попоны которых защищали грудь и бока скакунов, но никак не их крупы и холки.
Ряды шведкой армии наполнились стонами и криками боли, смешанными с испуганным ржанием. Никто пока еще не падал в предсмертных судорогах, но кровь уже струилась по одеждам, стекая на землю, многие воины, ругаясь и богохульствуя, бросали оружие и садились в строю хватаясь за раненые ноги, или отступали за спины своим товарищам, демонстрируя всем торчащие из рук стрелы. И зрелище это мужества никому не добавляло.
— Проклятые русские! — поморщился адмирал. — Они рассчитывают согнать ополченцев с поля, так и не вступив с ними в сражение. Улаф, Констен, немедленно скачите на фланги и передайте приказ нашим доблестным дворянам атаковать этих язычников и растоптать их, чтобы они более не мешались на поле боя.
Пажи сорвались с мест, и вскоре по краям армии затрубили горнисты, давая приказ к атаке.
Два рыцарских отряда сдвинулись со своих мест и, сохраняя плотный строй начали разгоняться все быстрее и быстрее, собираясь врезаться в бесформенную массу русской конницы.
— Назад! — первым натянул повод коня Зализа, отворачивая его вправо, и следом за ним вся масса конницы отхлынула в сторону, освобождая дорогу рыцарям. И вместо всадников те увидели перед собой ровные ряды стрельцов, положивших пищали на воткнутые в землю бердыши.
Нислав стоял в первом ряду, когда вместо затянутых в кольчуги спин, внезапно отхлынувших в сторону, увидел перед собой ровную стену рыцарской конницы, мчащейся с копьями наперевес, казалось, прямо на него.
— Вот, блин, — только и выдохнул он, ощутив, как мгновенно потяжелела и показалась лишней кованная шестигранная пищаль, и как в душе зародился щемящий страх. Страх не перед врагом — а перед тем, что пищаль даст осечку.
Он, может быть, излишне поторопясь, нажал кнопку сбоку приклада — фитиль упал на полку, где тут же ярко полыхнуло, потом в сторону ударила тонкая, как игла, струя пламени. Рыцари же неслись во весь опор — и теперь выстрел мог оказаться уже не ранним, a чересчур запоздалым. Нислав приподнял кончик ствола, метясь в узкую щель шлема мчащегося на него врага, уже не веря, что выстрел все-таки последует. Наконец пищаль грохнула, пнув его на стоящих позади товарищей — и закованный в железо рыцарь вылетел из седла, словно сдутый с руки комар. Конь его тоже споткнулся и кувыркнулся через голову.
Пищали загрохотали со всех сторон, окутывая строй клубами дыма. Нислав, ничего не видя в белой пелене, просто присел на колено, правой рукой наклонив воткнутый в землю бердыш вперед, а левой продолжая удерживать пищаль. Другие стрельцы выхватывали сабли — но он куда уверенней чувствовал себя с секирой в руках.
Из плотной белой пелены показались наконечник копья, лошадиная грудь. Нислав успел стволом пищали отпихнуть острие в сторону от себя, бросил ее, перехватывая бердыш, на который уже напарывался грудью рыцарский конь. Стеганная попона, способная остановить стрелу или удержать скользящий удар, против прямо входящего в нее острия, естественно, не устояла, и острие лезвия погрузилось глубоко в живую плоть. Только теперь из дымки появился высоко возвышающийся железный великан, который еще не знал, что для него битва уже закончилась.
Нислав попытался отступить — но сзади твердо стоял кто-то из стрельцов и бывший милиционер с ужасом увидел, что боевой конь рушится прямо на него.
