Василий Горъ - Нелюдь
— О-о-о, как здорово… — замерев по пояс в воде, простонала Ларка. — Вода — как парное молоко…
Я неторопливо стянул рубашку, потом штаны и, ежась, поплелся к озеру…
— Кро-о-ом, а ты не подашь мне мыльный корень? — повернувшись ко мне в пол оборота, попросила сестричка. — А то я забыла…
Я кивнул, метнулся к Ларкиной котомке, вытащил из нее тряпицу с завернутыми в нее корнями и вприпрыжку понесся вниз по склону.
Тем временем сестра зачерпнула ладошками воду и вылила ее себе на грудь. Прозрачные струйки тут же рванулись вниз и, сорвавшись с торчащих в разные стороны сосков, превратились в маленький, но удивительно красивый водопад, чем-то похожий на Радужное Зеркало в верхнем течении Шары…
Сделав еще один шаг вперед, Ларка вдруг тряхнула головой, отчего ее огненно-рыжая грива на мгновение заслонила заходящее светило и запылала ослепительно-ярким огнем.
— Ларка, твои волосы — как пламя лесного пожара! — восхищенно выдохнул я. — Они горят ярче солнца!
— Угу… И конопушки — тоже… — сокрушенно вздохнула она.
— И что? Мне нравится!
Сестричка повернулась ко мне и грустно пожала плечами:
— Тебе — нравится, а всем остальным — нет…
— Тебе кажется! — усмехнулся я. — Если бы им не нравилось, то Граня Комель не стал бы набиваться мне в друзья, а Макрик Черноух не прокрадывался бы по утрам к нашему окну. И не подглядывал бы за тем, как ты одеваешься…
Ларка густо покраснела, зачем-то прикрыла рукой грудь и опустилась в воду по самую шею:
— Он подглядывает? Зачем?!
— Нравишься ты ему… — подражая Браззу-кузнецу, басом сказал я. — Он говорит, что ладная ты шибко. И что другой такой больше нет…
«Другой такой больше нет…» — мрачно повторил я. И тяжело вздохнул.
Видимо, услышав мой вздох, баронесса дернулась, так как часть воды из переполненной бочки выплеснулась на пол:
— Кро-о-ом?
— Да, ваша милость? — угрюмо отозвался я.
— Я побеседовала с графом Грассом. Он сказал, что отца оговорили…
— И?
— Обещал помочь. Правда, не сразу — Вейнар на пороге большой войны, и у его светлости сейчас очень плохо со временем…
— Главное, что обещал: я слышал, что он человек слова…
— Так и есть… — уверенно сказала баронесса, а потом почему-то вздохнула: — Но я хотела поговорить не об этом. Понимаешь, в роду д'Атерн не осталось ни одного мужчины. Значит, согласно вассальному договору, о моем будущем должен будет позаботиться его величество. Или человек, которого он назначит моим опекуном…
— И что?
— Узнав, что граф Грасс жив, я надеялась, что смогу уговорить его величество назначить опекуном его. А он… он даже не поинтересовался, где я остановилась, и есть ли у меня деньги, чтобы заплатить за ночлег и за еду…
… Выговорившись, баронесса выбралась из бочки, кое-как высушила волосы и ушла спать. А я, закрыв глаза, вдруг ощутил, что вот-вот потеряю свою душу во второй раз. И попытался найти успокоение в прошлом.
Вернуться в храм удалось без труда: стоило мне закрыть глаза и пробормотать вбитую в подсознание песню сосредоточения внимания, как перед глазами появилось лицо брата Арла. И статуя Двуликого, возвышающаяся над его головой:
— Ты солгал. Дважды! Первый раз — когда сказал, что пробрался в замок Тьюваров один. Второй — когда описывал, где и как прятался от погони. Спрашивать дальше нет смысла: Бог-Отступник не приемлет лжи ни в каком виде. И не помогает тем, кто приходит к нему с камнем за пазухой…
Я потряс головой, пытаясь отогнать остатки липкого сна, и непонимающе посмотрел на него:
— Не понял? Я — спал!!!
— Ты спал… — согласился жрец. — А я смотрел твое прошлое… Оказалось, что оно не совпадает с тем, что ты мне рассказывал. Поэтому можешь идти, куда хочешь. Где выход — знаешь…
Я зевнул, потер глаза кулаком… и вдруг понял, ЧТО он только что сказал!
Сон слетел сразу:
— Путь у меня один. И он начинается здесь…
Брат Арл бесстрастно пожал плечами:
— Повторяю в последний раз — Двуликий не приемлет лжи. Вообще. Поэтому твой Путь уже закончился. Даже не успев начаться…
Пальцы сжались в кулаки, а по спине потекли капельки холодного пота:
— Мне нужно Посмертие, которое может даровать только Бог-Отступник. Поэтому я никуда не уйду…
Жрец усмехнулся, взял со стула мой налокотник, выдернул из него стальной прут и без особого напряжения завязал его узлом:
— Двуликий дал мне не только умение видеть правду, но и… прозревать будущее тех, кто способен пройти его Путь…
— И что, я — не способен? — холодея от ужаса, спросил я.
Жрец выпрямил прут, вставил его на место, а потом посмотрел на меня. Почему-то с сочувствием:
— Ну почему же? Ты — можешь. Но только в том случае, если сделаешь правильный выбор. Как сейчас, так и в будущем…
— А в будущем-то какой? — вырвалось у меня.
— Весь твой Путь будет дорогой от развилки к развилке и от решения к решению. Каждое из них будет своего рода испытанием. И сложность этих испытаний будет постоянно расти…
Я поежился…
— Одно неверное решение — и ты никогда не увидишь свою семью…
— Я лгал только потому, что мои слова могли выйти боком тем, кто мне помогал! — вырвалось у меня.
— Знаю. В противном случае я просто вышвырнул бы тебя на улицу. Кстати, то, что мне рассказывают будущие адепты, никогда не выходит за стены этого храма… — брат Арл сжал в кулаке висящий на груди медальон и повернулся к статуе Бога-Отступника: — Клянусь Двуликим!
— Тогда я готов рассказать все…
«Очередное испытание…» — угрюмо подумал я, посмотрел на дверь спальни леди Мэйнарии и изо всех сил стиснул зубы: в первый раз со дня выбора Пути мне захотелось остановиться!
Пальцы правой руки нащупали посох, скользнули по зарубкам, задержались на последней… И изо всех сил сжались на древке. А тело, без участия головы оказавшееся на ногах, начало танец Огня…
… Шершавая поверхность Пути скользнула по левой ладони, окованное сталью навершие посоха метнулось вперед и замерло в одном пальце от налитого кровью глаза, изображенного на гобелене. А я вдруг почувствовал взгляд.
В спину. Не угрожающий, а… теплый, если не сказать, горячий!
Повернулся… и увидел леди Мэйнарию, стоящую в дверном проеме.
Сонную, с растрепанными волосами, в которых играли отблески огня свечи. Закутанную в одеяло и босую…
— Красиво… — восхищенно выдохнула она. — Этот удар напоминает бросок змеи. Хотя, пожалуй, нет: змея слишком легкая. А в движении твоего посоха столько мощи, что аж воздух звенит…