Ольга Ильина - Особенные. Элька
— Простите, просто… я с детства помню этот запах. Такого пирога, как у вас, я больше никогда и нигде не ела.
— Мне очень приятно это слышать, — улыбнулась женщина, — Хочешь, отрежу еще кусочек?
— Не откажусь.
Я умяла три. Умяла бы и четвертый, но постеснялась попросить. Мы мало говорили. В основном о школе. Об уроках, о том, куда я хочу поступать. Обычные, ничего не значащие вопросы, но Елена Сергеевна с таким вниманием слушала, что мне стало немного грустно. Ведь когда-то она была и моим другом тоже.
— Мам, я дома, — послышалось из коридора, — И с чего ты решила пирог печь, я чую его запах за километр? Его же кроме Эльки никто не люб.
Катька застыла на полуслове, увидев меня. Я бы усмехнулась, если бы не была также удивлена. Не ее появлением, а словами. Илюхина первой пришла в себя. Перекинула свои светлые волосы за плечи, выгнула бровь и хмыкнула:
— Ни в школе, ни дома от тебя покоя нет.
— Ты мне ответы задолжала.
— Екатерина?! — возмутилась Елена Сергеевна, — Как ты разговариваешь с гостями?
— Она не гостья. Она пиявка у меня на шее. Присосалась, хрен отдерешь.
— Катерина?!
— Прости мама, я в шоке. Эта. — знаю я, как Стервоза хотела меня назвать, но при матери не рискнула, — одноклассница, пять лет от меня нос воротила, а теперь преследует.
— Кто от кого воротил? — возмутилась теперь уже я. — Я прекрасно помню, как все это началось, это ты видимо запамятовала.
— Так, девочки, кажется, свидетели вам тут не нужны.
Елена Сергеевна ретировалась, а я продолжила:
— Разве не ты первой послала нас с Ленкой?
— А вы не очень-то огорчились, — хмыкнула Катька.
— Да что ты знаешь вообще?
— Побольше тебя.
— Да ну, а я помню, как мы тут в вечной дружбе клялись, а на следующий день ты пересела к Лене за парту.
— Да, но Ленка-то в итоге к тебе пересела.
— Когда ты сама ее почти прогнала, — съязвила я. В тот злосчастный день моя подруга Катя исчезла, и появилась Стервоза.
Катька на мой выпад отреагировала странно. Странно спокойно. Я ожидала равнодушного хмыканья, презрительных взглядов, насмешек и ничего этого не получила. Зато меня буквально заставили встать со стула и потащили через коридор прямо наверх.
— Ты сдурела, полоумная?
— Сама такая, — огрызнулась Катька и распахнула дверь своей комнаты с ноги. Блин, а здесь все по-другому и в тоже время также. И розовое покрывало сохранилось, как и ковер, а вот стены стали другими, перекрашенные в персиковый цвет и домик барби исчез. Теперь его заменил компьютерный стол.
— И зачем ты меня сюда притащила?
— Не хочу, чтобы твои крики мама услышала.
— Боишься, что твоя мама узнает, какую дочку вырастила?
— Боюсь, что она узнает, какой выросла ты, — парировала Катька, а мне на нос что-то упало. Я смахнула неведомую букашку и уставилась на руку. На моей руке лежала звезда. Самая настоящая светящаяся звездочка, именно такая, как их все изображают. Пять лучей, которые трудно разглядеть в светящемся облаке света.
— Что это?
— Именно то, что ты подумала.
— Звездочка, которую ты не хотела мне дарить?
— Я не не хотела, я не могла. Разницу ощущаешь? Ты была человеком, да даже я не знала, что они магические. Папа просто запрещал к ним прикасаться.
— А сейчас можно?
— Ты даже можешь забрать ее с собой. Я принесу банку.
— Не нужно, — проговорила я, — И… слово «положила» здесь бы не подошло. Звездочка просто зависла в сантиметре от крышки стола. Не уверена, что ее вообще можно положить.
— Как хочешь, — пожала плечами Катька и глянула наверх, на потолок. Я тоже посмотрела и застыла с открытым ртом. Да уж, в нашем далеком детстве таких чудес не наблюдалось. Маленькие звездочки буквально на наших глазах затанцевали, преобразовываясь сначала в гигантский распускающийся цветок, бабочку, машущую крыльями, а затем в гигантскую надпись: «К+Э= Дружба?»
— Э… это что?
— Ничего, — замялась Катя, и замахала руками, — Ерунда. А ну прекратите, немедленно.
Но те и не думали останавливаться. Преобразовались из надписи в сердце и даже в мое лицо.
— Ни хрена себе у тебя питомцы. Они что, живые?
— Не совсем. И ты моего хранителя еще не видела.
— У таких как ты он тоже есть?
— А что? Я хуже других что ли?
Я не ответила. Мне срочно надо было присесть. Что я и сделала. Хорошо, что кровать так вовремя подвернулась. Я не сразу сообразила, что она действительно подвернулась, а не стояла там все это время.
— Мама, — пискнула я, и попыталась встать с живой кровати.
— Кать, кончай ветряную мельницу изображать, — проговорила кровать, — Знаешь ведь, что они твои эмоции считывают, что чувствуешь, то и показывают.
— Гектор, отвали, — неожиданно рявкнула Катька, да так, что мы с кроватью оба отвалили, к противоположной стенке. Я вприпрыжку, а кровать за мной.
— Ты свою кровать по имени зовешь?
— Чего? — удивилась она, и перестала, наконец, размахивать руками, — Да нет, это не кровать. Это мой хранитель так развлекается.
И с этими словами, кроватка перестала скакать по комнате и из-под нее вылез самый настоящий пони, меньше, конечно, тех… реальных, но тоже впечатление произвел. Мне только и оставалось, что глазами хлопать и мычать что-то непонятное.
— Отомри, — подошла ко мне лошадь и потрясла копытом перед глазами. Эх, лучше бы зазвездила этим самым копытом. Ей богу, полегчало бы. А так… я всерьез думаю, что до сих пор в призрачной коме, и мне снится один долгий, странный, местами страшный сон.
— Эль, кончай рыбу изображать и скажи что-нибудь, — потребовала Катька.
Я бы и рада, да что-то голос пропал, и глаза в орбиты пока не вернулись. Вот вернутся и поговорим. Если я не сбегу раньше времени. А ведь очень хочется. Нет, я много чего видела за это время, но пони в комнате на втором этаже меня добил. И возник запоздалый вопрос:
— У тебя в комнате пони живет?
— Но, но! — возмутилась лошадь, — Я не пони. Я Гектор.
— Приятно познакомиться, — проявила я вежливость, на чистом рефлексе — Наверное.
— Гек, иди погуляй. Ты нервируешь мою подругу.
— Подругу? — заинтересовалось пони и обошло меня по кругу, — Подругу. Та самая, по которой ты страдала все это время?
— Заглохни.
— А что я такого сказал? — обиделась лошадка и потопала к выходу, — Пойду, Елене Сергеевне нажалуюсь.
— И не надейся на кормежку. Ты на диете.
— Злыдня, — прошипел пони, и протиснулся в коридор. А ведь, и правда, едва не застрял, или это проход такой узкий.
— Иногда он меня просто бесит. А твой как? — проговорила она, и уселась на кровать, теперь уже не скачущую и самую обыкновенную.