Марьяна Сурикова - Практика жизни
Взгляд упал на приготовленную на кровати ночную сорочку, и тайная мысль проскользнула в мозгу. Вот она, наша свадьба, проведенная по всем правилам, новый шанс попробовать начать сначала. Я так хотела настоящую семью с ним, без притворства и лжи. Возможно, стоит попытаться сделать шаг навстречу, предложить ему настоящий брак, сказать о своих чувствах? Я вновь повернула к нему голову, он стоял спиной, не смотрел на меня.
Решившись, завела руки за спину, нащупала завязки и распустила тугую шнуровку. Ткань тихо зашуршала, сползая с груди вниз, до самых бедер. Я переступила через волны пышных кружев красивого лилового оттенка, который изумительно подходил под цвет моих глаз. Осталась в одной нижней сорочке из тех откровенных и очаровательных предметов дамского гардероба, что когда-то на спор потребовала от Амира, и в тонких чулках. Сняла туфли и, неслышно ступая по мягкому ковру, подошла к нему, кладя руки на широкую спину, потянулась размять напряженные плечи. Он вздрогнул от этого прикосновения, резко обернулся и пораженно замер. Взгляд медленно прошелся вдоль моего тела и вернулся к лицу.
— Виолетта? — Голос его разом охрип. Амир быстро отступил в сторону, избегая моих прикосновений. — Зачем?
Столько неверия было в его лице и чего-то еще, больше похожего на обиду или, может, отчаяние.
— Ты решила, что раз они разыграли этот фарс с традициями, то и ты обязана им следовать?
С каждым словом лицо его каменело, выражение стало жестче, а я открыла рот оправдаться, но горло перехватило от накативших эмоций, связки свело судорогой. Я ведь не пыталась сейчас добиться от него новых уступок (если он мог так подумать), не пробовала вымолить прощения, предлагая саму себя взамен, я лишь старалась изменить наши отношения. Неужели ему сложно догадаться, как сильно я его люблю?
— Я не знала об их плане. — Голос прозвучал сипло, с надрывом. — Я хотела… хотела, чтобы мы… пыталась изменить…
— Ничего нельзя изменить! Ничего, понимаешь? — Он схватил меня за плечи, до болезненного вскрика сжал пальцы и так же неожиданно отпустил. Казалось, еще мгновение, и что-то произойдет, что-то непоправимое. Он резко выдохнул, размахнулся и ударил кулаком в стену с такой яростью, что посыпались кусочки штукатурки. Я в страхе отступила. Пронзительный взгляд зеленых глаз прожег насквозь, а потом Амир отвернулся и устремился прочь из комнаты. Я вздрогнула от резкого звука захлопнувшейся двери, прижала к лицу ладони, вдавливая ногти в нежную кожу, пытаясь защититься от накатившего отчаяния.
Прошла к кровати и легла, накрываясь с головой покрывалом, замерла, и время тоже застыло, укутав меня плотным коконом, в котором не существует ни прошлого, ни будущего, есть только настоящий момент, и в нем все неподвижно и пусто. Наверное, я долго так пролежала без движения. Когда пошевелилась, ощутила слабое покалывание в теле, какое бывает, только если мышцы затекли, а теперь неохотно пытаются вновь заставить тело двигаться.
Мне захотелось уйти отсюда, из этой разукрашенной комнаты. Амир точно больше не придет. Я чувствовала холод, захотелось согреться, забыться. Натянула платье, кое-как завязала ленты на спине и пошла вниз. В доме воцарилась тишина, было совсем темно, праздник окончился, гости разъехались но домам. Когда проходила мимо раскрытого окна, заметила тонкую светлую полоску на горизонте — уже почти рассвет.
Подошла к кабинету отца, где в небольшом шкафчике он хранил свои самые лучшие вина и крепкий коньяк. Мне сейчас нужно было нечто, способное не затуманить разум, но заставить тело расслабиться, чтобы сдавленное сердце снова забилось свободно.
Отворила дверь и вошла в комнату, окинула ее взглядом и замерла, заметив в кресле у камина Роланда. На круглом столике стояла наполовину опустошенная бутылка, а отец свесил голову на грудь и, кажется, крепко спал. Я тихонько приблизилась, потянулась к недопитому бокалу и одним махом осушила его. Вдохнула и закашлялась от слишком яркой обжигающей крепости. Роланд вздрогнул и проснулся.
— Виолетта, — он потер виски пальцами и поморгал, будто не до конца осознал, что видит меня, — почему ты… Где он?
— Я присяду? — спросила и, дождавшись его растерянного кивка, села в кресло напротив, стянула с подлокотника клетчатый плед и укуталась в него по самую шею.
— Что случилось, дочь? — Он заговорил вдруг тем тоном, который я очень редко слышала от всегда строгого родителя. Так мягко Роланд мог меня только хвалить. Он ведь редко интересовался чем-то помимо моих успехов.
— Зачем вы сделали это? Почему не предупредили о празднике? Зачем унизили Амира этим ужасным спектаклем?
— Он ушел?
— Да.
— Виолетта… — Отец замолчал, подбирая слова, повернулся ко мне. Я почувствовала резкий запах алкоголя, поняла, что Роланд сейчас не совсем трезв, но и пьяным его нельзя было назвать.
— Мы с Эстер долго не могли прийти в себя после твоего последнего ухода. Ты выбрала не нас, выбрала эту проклятую академию, а потом, как оказалось, и этого презренного человека.
— Роланд…
— Да, знаю, он твой муж. Разве ты не поняла, что мы смирились? Мы простили этот твой поступок. Праздник был затеян не с целью унизить Сенсарро, мы хотели показать всем, что одобрили выбор дочери и приняли его в семью. Вы поженились тайно, Виолетта, мы хотели пресечь возможные толки. Признание нами этого брака есть залог для всех остальных. Залог того, что ничего дурного не лежит в его основе. Люди знают, что если чета Лавальеро согласна, то и у них нет права осуждать. На нас всегда равнялись, ты знаешь. Мы чтим традиции всегда и в любых условиях. Мы стареющие аристократы, основа этого древнего мира, его устоев. Нам хотелось как лучше, дочь, поверь. Я могу понять тебя и знаю, через что он прошел сегодня. Этому мерзавцу не откажешь в выдержке. Все вокруг ждали, когда же он оступится, чтобы сразу же вцепиться ему в глотку, поднять на смех, растерзать, а он справился.
Роланд потянулся к бутылке, налил себе еще один стакан, пригубил янтарную жидкость и продолжил:
— Я столько лет терпеть его не мог, никогда бы не подумал, что лично приглашу его в свой дом.
— Роланд, — позвала тихо, переключая внимание на себя, — я знаю правду, знаю, что ты выстрелил в Амира, а потом карета упала в пропасть.
Отец со всей силы сжал пальцы, держащие стакан, костяшки побелели. Я видела, как окрасились мертвенной бледностью его скулы, он закрыл глаза, откинул голову на спинку кресла.
— Я хотел его убить, это правда. Навел пистолет и положил палец на спусковой крючок, но… в последний миг отвел руку, а проклятая пуля срикошетила от скалы.
