Межавторский цикл романов "Другой мир". Компляция. Книги 1-9 (СИ) - Городецкий Иван

Наибольшей и наичувствительнейшей проблемой стало то, что непредсказуемо порождённая Айзикором волна породила слишком много равновероятных вариантов будущего. Теперь при попытке посмотреть основную версию грядущего за счёт «бежевой» пророческой энергии, показывалась «фига с маслом». Так что Шелд, как обычный человек, вынужден был думать и строить дальнейшие планы в условиях неопределённости.

К слову, на счёт «думать» всё тоже было не безоблачно. Расширение мощностей искина ещё 20 лет назад упёрлось в потолок технологии, когда наращивание мощностей перестало давать ощутимый рост производительности системы в целом. Виной тому стала переусложнившаяся до предела схемы согласования результатов, полученных различными «торчковыми» процессорами. Поскольку на тот момент вычислительных мощностей и так хватало с бешеным запасом на все мыслимые задачи, то проблему отложили в долгий ящик. И как всегда оказалось, что напрасно: когда припёрло просчитать поведение очень большого числа действующих лиц, тут-то и оказалось, что не туда вкладывались инвестиции…

Повыдёргивав волосы на голове и сгрызя все ногти, до каких смог дотянуться, Шелд решил, что страдать должен не он один. И по этому поводу «обрадовал» Аршара и Краса, что в ближайшее время помощи им ждать неоткуда, поскольку все силы Минк-Ваньяра и Ордена будут брошены на освоение Эльфары, Тардии и Мингра. Крым будет переваривать и восстанавливать Сартану, так что на Аршаре и Красе — вся центральная Гренудия, Мердгрес и Глайред. В крайнем случае можно пойти на распад страны и пожертвовать, то есть предоставить своей судьбе, тиррство Дармент с южными леррствами. Та же участь может постигнуть и западные земли.

Но чтоб немного подсластить брату пилюлю, Шелд передал полученные от своей шпионской сети безрадостные новости. Сирил Дармент в самое ближайшее время устроит дворцовый переворот. Для этого из Кера по его приказу прибыл дополнительный отряд в почти пол тысячи рыл. Винсента он предупредил заранее, объяснив необходимостью усилить столичный гарнизон верными людьми в условиях начавшегося смущения умов.

Глава 27

Дикая карта [144]Год 5099 от явления Творца, середина марта

Место действия: Королевство Гренудия, Ограс.

— Тирр Мердгрес, вам доставили срочное письмо, — зайдя в кабинет молодого аристократа, сообщил недавно нанятый новый дворецкий. И, предупреждая возможный вопрос, поспешил уточнить: — От кого — не могу знать. Посыльный отдал пакет и, не отвечая на вопросы, сразу же скрылся.

— Ладно, разберусь, — недовольный, что пришлось отвлекаться на непонятно какую ерунду, ответил Аллин, — Положи пока на край стола.

Дождавшись, когда слуга выйдет из комнаты, маг применил несколько известных ему диагностических плетений. К его удивлению, в пакете кроме обычного листа бумаги действительно ничего больше не было. Однако содержимое послания ни чуть не улучшило начавшее портится настроение. Мало того, что оно было подписано мерлом Красом Рислентом, так ещё и сообщало, что тирр Дармент в самое ближайшее время собирается убить короля Винсента и королеву Гианару, а Элеонору пленить и насильно выдать за своего сына.

— Эта семейка будто специально существует для того, чтобы отравлять мне жизнь, — скривился он, кидая злосчастный листок на стол.

Как бы ни костерил Аллин и письмо, и его автора, но проигнорировать его не мог ни коем образом. Тем более, что как раз на следующий день было намечено массовое мероприятие, от участия в котором он с большим трудом, но всё же смог «откосить». Назавтра король Винсент I решил устроить очень любимое народом действо под названием публичная казнь «государственных преступников». В былые времена подобные развлечения всегда способствовали усилению если не народной любви, то, как минимум, уважения к действующей власти.

Не сказать, что молодой тирр так уж сильно переживал за жизнь своего сюзерена, но убиение не успевшего обзавестись потомками короля автоматически ставило крест и на перспективах Гианары остаться в живых. Она наверняка будет сопровождать супруга на площади, где станут вешать несогласных с политикой её мужа.

Этот день можно было бы занести в анналы истории уже за то, что дойдя до этой мысли Аллин не кинулся сломя голову «спасать и защищать», а достал лист бумаги, перо и, взвешивая и обдумывая каждое слово, написал письмо эйру Айнтерелу. В письме он, не раскрывая своих источников, изложил предупреждение о крайне вероятной угрозе королевской чете и свои соображения, что можно предпринять, чтобы их предотвратить. Стало ли причиной столь взвешенной реакции осмысление всех предыдущих залётов или присутствие в описании проблемы рядом с именем Гианары ещё и её коронованного супруга, то осталось для истории неизвестным.

— Жители славного города Ограса! Слушайте и не говорите, что не слышали! Завтра в полдень, на площади горшечников будут казнены бунтовщики, посмевшие клеветать на нашего, милостью Творца, славного короля Винсента I. — распинался на небольшом пятачке на пересечении двух улиц глашатай. Сегодня ему и ещё нескольким десяткам его коллег предстояло оповестить горожан об намечающемся «увеселительном мероприятии», дабы обеспечить подобающую массовку из любопытствующих зевак.

Два стражника, нёсших свою караульную службу около приютившегося здесь же в закутке небольшого рыночка, лениво посматривали то на вестника монаршей воли, то на мрачных, спешащих по своим делам прохожих. Всего несколько месяцев прошло с момента исчезновения короля Эдмера, а как переменился и город, и люди!

— Пойдёшь смотреть завтра на казнь? — лениво спросил молодой стражник своего более возрастного товарища.

Тот мрачно сплюнул и взглянул на юнца тяжёлым, задумчивым взглядом:

— А сам как думаешь, салага? Ведь прекрасно знаешь, кого и за что будут вешать. Зачем тогда спрашиваешь?

— Ну, я так, поинтересовался… — нерешительно ответил молодой воин, — Сам думаю сходить. Интересно всё же.

— Дурак! — недовольно бросил ему старшой, — Намнут тебе там рёбра. И поделом!

— Думаешь, будет драка?

— Если очень сильно повезёт ребятам, кому в оцеплении завтра стоять, — мрачнея на глазах возразил умуюрённый жизнью стражник.

— Это как понимать? — молодой повернулся к напарнику и уставился на него совершенно ничего не понимающим взглядом.

— Как есть — дурак! — рассердился тот, — Сам что ли не слышал, о чём по кабакам судачат? Знаешь ведь, что приехавшие из Мреля бают. А ведь тех, кого вешать будут, о том же самом талдычили. Вот и думай, паря, куда ветер дует.

Мужчина отвернулся, окинул взглядом охраняемую площадь, скривился непонятно по какому поводу и зло продолжил:

— Какая-нибудь истеричная баба начнёт ни с того, ни с сего голосить, тут такое может начаться… Толпа, она такая, никогда наперёд не знаешь, как себя поведёт.

Плотники, трудившиеся в поте лица несколько дней подряд, успели возвести все необходимые сооружения на площади горшечников, на которой публичные казни не проводились уже многие годы. Но сейчас новенький эшафот, весело светя свежими досками, ждал первых «пациентов». А напротив него расположилась ложа для особо почётных зрителей. Не то, чтобы предполагалось большая продолжительность намечающегося действа, но традиции требовали обставить присутствие главы государства с надлежащей помпезностью.

В полдень все подъезды к площади горшечников были забиты злыми и хмурыми мужиками. В толпе практически отсутствовали женщины. Да и детей было несравнимо меньше, чем обычно являлось на подобные «гулянья». Немногочисленные аристократы, оказавшиеся на площади, своими угрюмыми физиономиями не сильно отличались от простолюдинов. Однако причины их мрачного настроения были несколько иными, чем у незнатного люда.

Несколько предыдущих дней все лояльные короне советники в один голос пытались уговорить короля помиловать бунтовщиков и отменить казнь. Как бы знать не привыкла плевать на настроения плебса, но наиболее умные и опытные всегда видели черту, которую переходить не следует. А недавно дорвавшийся до верховной власти двадцатилетний юнец ещё не набил шишек и был уверен, что солнце зайдёт на севере, если он издаст соответствующий указ. Потому и настоял на публичной казни тех, кто посмел оспаривать его право творить, что вздумается. И никакие доводы не могли поколебать его уверенность в своей правоте.