Павел Виноградов - Хозяин Древа сего
Впереди раздался неясный гул, оба замедлили шаги и осторожно подошли к большому залу. Несколько человек при свете фонариков деловито заворачивали в полотна пластика огромную картину, похоже, только что снятую со стены. По не закрытому еще куску Варнава узнал великое полотно нищего севильского живописца, изображавшее событие, которое не видел никто из Продленных. Кроме него.
Деловитые люди перебрасывались друг с другом тягучими фразами на квакающем языке оккупантов, иногда из них вылетал скрипучий смешок. Рыжая женщина, светящая фонариком, жирная, нечистая, похожая на сытого тарантула, явно была из местного населения. Варнава вспомнил рассказ Гелы о разграблении музеев. Дама, хихикая, подавали мужчинам реплики на их языке, которым, впрочем, владела через пень-колоду. Кажется, была не вполне трезва.
Аслан понесся дальше. Варнава помедлил, обездвиживая группу Теней, и несколькими пассами водворил картину на место. Сделав еще кое-что, рванулся вслед за Асланом — приближались тяжелые шаги преследователей.
Они бежали по крутым лестницам, Варнава уже не понимал, куда, хотя неплохо знал этот оазис искусства. Из тьмы выступали витрины со странными вещами — большая лодка, хрупкий скелет в серой пыли, ржавое оружие.
Топот мертвецов приближался. Продленные ворвались в небольшой зал, заканчивающийся тупиком. В самом его конце возвышалась большая деревянная колесница.
— Туда, — прохрипел Аслан.
Варнава затылком почувствовал опасность, не останавливаясь, непрерывным плавным движением выхватил сразу удлинившийся посох и сделал выпад назад. Замахнувшийся было секирой громадный эйнхерий отлетел к стене. Аслан с девушкой на руках одним прыжком оказался в ветхой повозке, едва не развалившейся под такой тяжестью, и — исчез.
Монах бешено крутил посохом, не подпуская настигших их, наконец, врагов. Те, однако, напирали. Особенно докучал ему давешний мушкетер, работавший своим палашом с изумительной легкостью и грацией, которую не смогли скрыть даже механические движения зомби. Он приплясывал перед противником, ежесекундно меняя тактику и местоположение, нападал одновременно со всех сторон. Похоже, при жизни парень был великим фехтовальщиком. С тайным вздохом сожаления Варнава выбил из его руки клинок и сильно ткнул концом посоха. Эйнхерий отлетел и остался лежать, истекая черной кровью из развороченной груди. Варнава развернулся и тоже прыгнул между огромных колес. Ринувшиеся было за ним зомби тут же пропали из вида.
* * *Оказавшись в полной темноте, он сразу рванулся вперед, выпав на белый свет, как из материнской утробы. Занималось утро — это все, что он разглядел. Вскочил с травяного покрова, на который свалился, развернулся в боевой стойке, не сомневаясь, что настырные покойники лезут за ним.
— Да нет, время есть, — раздался усталый голос Аслана. — Пока Дый им ускорение не придаст, перейти не смогут.
Варнава смотрел на колесницу, почти такую же, какая стояла в музее, только эта выглядела значительно новее, да деревянные прутья кабинки обтянуты были плотным войлоком, из-за которого он и не увидел сразу свет этой Ветви. Впрочем, долго любоваться величавой повозкой ему не довелось — щелчком пальцев Аслан вызвал из-под земли мощный огонь, разом охвативший ее. Спустя несколько секунд от колесницы остался лишь прямоугольник выжженной земли.
— Жалко, — проговорил Аслан, — хороший портал был. Ну да ладно, не один он… Зато эти теперь сюда не сунутся — если Дый попробует для них что-нибудь открыть, я сразу узнаю. И меры приму.
Говорил он тихо и удрученно. Рядом, на яркой зеленой траве, среди разноцветных звездочек полевых цветов, лежала Гела. Варнава сразу понял, что она мертва.
— Не донесли! — горестно вздохнул он. — Я немного надеялся…
— Я тоже, — уронил Аслан. — Очень.
Он положил руку на плечо девушки, словно ободряя ее перед дальней дорогой. Потом, как будто что-то вспомнив, насупил брови. Варнава вдруг понял, что он скажет сейчас нечто неприятное. Так и случилось:
— Послушай, Варнава… — начал, потом смолк, но все же продолжил, более или менее уверенно. — Ты — див. Ты можешь…
— Что могу? — сурово спросил тот, догадываясь, ЧТО.
— Варнава, сходи за ней, верни!
— Ты с ума сошел!
— Ты сын Дыя, а Дый — шаман…
— А я — священник!
— Недавно ты говорил, что перестал им быть…
— А ты говорил, что я им остаюсь. Аслан, это всего лишь смерть Тени.
— Не всего лишь! Если умрет эта Тень, в Стволе она никогда не сможет продлиться. Это очень сильная Тень, так бывает, я знаю…
— И что? Зачем ей продляться? Повторять наш грех? Она была хорошая девочка, ТАМ ей плохо не будет…
— Совсем маленькая девочка. Она не была ни женой, ни матерью, хотела жить!
— Кто ты такой, чтобы оспаривать Волю? Только из-за того, что тебе понравилась девчонка?!
— А кто ты такой, чтобы толковать Волю?! — вызверился Аслан. — Жизнь человека должно спасать при любой возможности. А у тебя она есть.
Аргументы Аслана были никакие, Варнава мог разнести их несколькими цитатами. Но не стал делать этого — в глубине души сам страшно хотел, чтобы Гела была жива. И знал, что может сделать ЭТО. И понимал, что во внутренней борьбе все равно победит его грешная воля. Уже победила.
— Я не могу, не хочу, и не умею
Пытался бороться, зная, что бесполезно.
— А попробовать?
Похоже, Аслан тоже знал это.
Варнава подошел к неподвижному телу, начавшему уже коченеть, опустился на колени. Аслан не знал, что он делает сейчас, но понимал, что ни бубен, ни амулеты, ни мухоморы не понадобятся. Поймал себя на мысли: «Может, молится?», и сразу отогнал ее — не хотел знать путей стоявшего рядом с ним, ибо собственный его путь был слишком извилист и невнятен…
Варнава стоял на коленях долго-долго, в какой-то момент взял мертвую девушку за руку и уже не разжимал, даже когда повалился рядом, лицом в сырую землю. Аслан продолжал тихо сидеть, глядя вдаль.
Вокруг под низкими, синевой сияющими небесами простиралась цветущая степь. Они находились на небольшом возвышении, откуда просматривались десятки километров равнины, на которой кое-где сверкали под восходящим солнцем маленькие озера. На горизонте смутно коричневели горы, еще более дальние огромные заснеженные вершины за ними не то чтобы виднелись, а, скорее, угадывались. Ни души не было вокруг, лишь высоко-высоко висел, как драгоценность облаков, орел.
Аслан смотрел на это великолепие остановившимся взглядом. Так рвался сюда, в любимую Ветвь, а вот теперь не хотел ее видеть. Сидел неподвижно, сам не знал, сколько, может быть, несколько часов, да запросто могло статься, что и несколько дней — не заметил бы, право. Ждал Варнаву.
