Андрей Егоров - Путешествие Черного Жака
Он вдруг весь подобрался, внимательно глядя на меня, и подошел ближе. Его волосатые ноздри раздувались. Похоже, он собирался обнюхать меня от макушки до кончиков пальцев.
– Э-э-э, мне бы к Оссиану… – сказал я, – про него много всего хорошего рассказывают, вот решил поболтать с ним.
– К Оссиану, – пробормотал он, – наглый юноша, наглый… – Он вдруг резко фыркнул и уставился на меня еще внимательнее: – Да ты не юноша…
Я потупился:
– Ну да, я давно уже мужчина…
– Я не это имел в виду. – Он махнул на меня рукой, при этом поднялся такой ветер, что я едва удержался на ногах. – Похоже, ты – нечисть.
– Откровенно говоря – да, я – тоже колдун и вот пришел к вам… собственно… чтобы поделиться опытом и просить взять меня в ученики.
– А с чего ты взял, что я – Оссиан, может, я просто тут у него открываю ворота…
– Я сразу понял, что вы – Оссиан, разве человек с такой осанкой и посадкой головы, с такой демонической внешностью, таким шикарным интеллектом и проницательностью может быть открывалыциком ворот, нет, только колдун Оссиан может так выглядеть, только Оссиан, при одном упоминании имени которого….
– Ну хватит, хватит… не только наглый, но и хитрый, – по угрюмому лицу скользнуло слабое подобие улыбки, – идем внутрь, там переговорим.
– Я тут не один.
Из-за моего плеча осторожно высунул морду длинноухий конь – наверное, не забыл, как его приложила сухим кулачком Ундина…
– Хорошо, и лошадь заводи…
– Это не лошадь – это боевой конь.
– Хорошо, – буркнул Оссиан.
Мы прошли через ворота во внутренний двор, после чего створки со страшным скрежетом захлопнулись и где-то сзади щелкнул самозакрывающийся засов. Оссиан заспешил по тропинке. Для своего почтенного возраста шагал он удивительно легко, так что я едва поспевал за ним. Из темноты то и дело выныривали диковинные конструкции из дерева и металла. Похоже, Оссиан занимался изобретательством, правда, интересы в этой области у него были весьма специфическими. На перевернутой звезде висел вверх тормашками выпотрошенный человек – к виду расчлененных трупов я уже начал потихоньку привыкать, поэтому даже не вскрикнул, когда его мертвые глаза уставились на меня… Немного поодаль была другая машина для устрашения – часть ее составляла острая металлическая пика с нанизанной на нее головой и отделенным скрюченным телом. Прочие механизмы и вовсе вмещали в себя только части человеческих останков, перемешанные в жуткую кашу из кожи и костей… Не возникало сомнения, что все это когда-то было людьми: механизмы, изобретенные Оссианом, легко могли превратить любого человека в груду бесполезного мяса…
– Привяжи его тут. – Оссиан показал на какую-то металлическую штуковину слева от входа… Увидев, что я медлю, он пояснил: – Эта штука сломана, она уже не делает колбасу из лошадей… ха-ха-ха, – Оссиан прерывисто рассмеялся, – это шутка. Она не опасна.
Я привязал длинноухого, потрепал его по шее и отправился следом за колдуном.
В замке было просторно и уютно. От пропитанного тленом жилища Ракрута де Мирта его выгодно отличала богатая обстановка, мягкая мебель, деревянные столы и стулья, пушистые красные и белые ковры на каменной кладке, картины в раззолоченных и отделанных драгоценными камнями рамах. Сразу бросалось в глаза, что все представленные картины были портретами, причем все изображенные на портретах бешено вращали глазами, у всех на лицах застыло выражение бесконечного ужаса, как будто живые души были заточены внутри этих произведений искусства и при этом не могли даже двинуться. Все. что им оставалось, это следить за теми, кто проходит мимо полотен А кто мог проходить мимо них в замке Оссиана? Только сам Оссиан… и его любовница. Заметив мой интерес к живописи, колдун остановился.
– Это я сам пишу, – сказал он, – меня здорово забавляет оживлять придуманных мной персонажей… Ведь все они не могут даже шевельнуться. Моим самым большим творческим успехом я считаю вот этот…
Он ткнул пальцем в одну из картин, на которой был изображен мрачный вельможа с золотистой лентой.
– Этот, представь себе, сам добился того, что может вытягивать руку. Очень упорный тип, однажды он даже схватил меня, когда я шел вот здесь, меня чуть кондратии не хватил от страха… Идешь вот так, размышляешь, и вдруг его рука – хвать… Эй, Сэдрик, пошевели-ка лапкой.
Мне показалось, что губы нарисованного вельможи слегка побелели от гнева, но сам он не шелохнулся.
– Гордый, – сказал Оссиан, – а я вот закрашу тебя, гордого, что ты тогда скажешь?
Глаза Седрика бешено завращались, и рука зашевелилась.
– Видал?! – вскричал Оссиан. – Я сделал… Не буду я его закрашивать, ни к чему это… Нравится он мне. Потому что упорный.
Вельможа на портрете перестал шевелить рукой и застыл, успокоенный, что его жизнь вне опасности. Картина, казалось, превратилась в самый обыкновенный рядовой портрет, каких полным-полно в галереях цивилизованных городов.
– Идем! – Оссиан пошел дальше. Он свернул за угол, а меня вдруг кто-то ухватил за руку и резко дернул за портьеру, в полумраке я не сразу разглядел симпатичную девушку с черными как смоль волосами, которые держала длинная заколка.
– Привет, красавчик, – быстро проговорила она.
– Привет… – выдавил я.
– Люцинда-а-а!!! – вдруг бешено заорал Оссиан. – Не ешь его!!!
Я отпрянул от девушки, странно было даже представить, чтобы она могла кого – то съесть. Девушка обернулась на крик и рассерженно зашипела, оказалось, что клыки у нее как у кошки – в два раза длиннее и острее остальных зубов. Кто-то отдернул портьеру, за занавески хлынул свет, и Люцинда поспешила убежать. Напоследок она еще раз бросила на меня взгляд, в котором пылало плотоядное желание.
Оссиан тяжело дышал. Должно быть, ему пришлось быстро бежать, что в его возрасте было совсем небезопасно.
– Уф, – он с трудом переводил дух, – успел… Это была моя сожительница… Любит, понимаешь ли, время от времени сожрать кого-нибудь из гостей.
Несколько ошарашенный происшедшим, я еще раз посмотрел в ту сторону, куда скрылась Люцинда.
– Но ты можешь ее не опасаться, – сказал Оссиан, – я контролирую ситуацию. Раньше времени она тебя не съест.
– Хотелось бы верить…
– У нее тело красивой молодой женщины, а аппетит тигрицы. – Судя по блеску в его глазах, Оссиан очень любил свою сожительницу.
– В моем возрасте начинаешь ценить телесную красоту, – вдруг разоткровенничался он, – когда я ее встретил, мне показалось, что я сгораю изнутри, поначалу, должен тебе сознаться, ее аппетиты были такие, что она покушалась даже на меня, но потом поняла, что со мной можно проделывать куда более приятные вещи.
