Мастер Чэнь - Любимая мартышка дома Тан
Она посмотрела на меня рассеянным взглядом и молча кивнула головой: да, да… И я понял, что одних моих слов она не слышит, а другим не верит.
— Жизнь и у меня изменилась, — сказала она, помолчав. — Вдвое меньше людей приходят просить меня о чем-то. Люди на улице, которые обожали слушать любой рассказ про меня, теперь не очень-то меня любят. И всю мою семью. Все беды Поднебесной — наша вина. Странно, да? Эта нелюбовь как-то отнимает силы. Я не привыкла… Скорее бы разгромили этот мятеж. Вроде бы уже недолго. А насчет фигурок не переживай — возможно, это окажется не так уж и важно. Важно сейчас победить.
— Победа будет, вопрос в том — какой ценой. Если бы кое-кто меньше выслуживался перед императором и думал именно о победе, а не о том, как получить за нее повышение, — осторожно подсказал я. — Мне страшно смотреть, как тысячи солдат погибают без всякой нужды.
— Ты что, думаешь, я могу помешать этим людям делать глупости?! — взъярилась вдруг она. — Да ты посмотрел бы на этих принцев Ли, которые уже сами не помнят, кто в каком родстве состоит друг с другом! Посмотрел бы, как они едят, когда оказываются вместе, — хрум, хрум, как будто сутки голодали! И этот мой глупый мальчишка, с его рысаками и сложными замыслами, — он им что, очень нужен, как и его замыслы? Ну, премьер-министр, и при нем министры правой и левой руки… Их можно и поменять. Эти люди очень хорошо понимают, шкурами своими толстыми чувствуют, когда лично им что-то угрожает. Ты думаешь, я для них — повелительница? Да я — мартышка дома Тан. Ну, любимая мартышка, особенно когда развлекаю их музыкой и танцами. Но не больше. А сейчас танцев у нас немного.
— Ян, они тебя убьют, и очень скоро, — без всякой дипломатии сказал я, рассматривая ее ставшее каким-то незнакомым лицо. — Ты просто не понимаешь, что происходит. И я не понимаю. Дай мне еще немного времени, и я все буду знать. А пока что — вспомни все наши разговоры о караванах, о расписанных пещерах Шачжоу, о барханах Белого Дракона, о садах Самарканда. Тебе пора ехать, Ян. Вот только решать надо быстро. Еще ничего не потеряно. Пошли мне весточку и дай два дня, чтобы подготовить караванщиков. Мы с тобой выходим вон в ту калитку и просто исчезаем между верблюдов и закутанных по самые глаза фигур, исчезаем среди пыли, нас никто и никогда уже не узнает. Хочешь, мы можем взять с собой Лю. Ян, дай мне подарить тебе новую жизнь.
— Мг-м, — покивала она. — Ну, мы об этом уже говорили. Императора, конечно, придется оставить бороться с мятежом, да? А Лю, значит, ты можешь взять с собой? Да, но у меня еще есть собачка. А собачку возьмем?
— Какую собачку? — пролепетал я, чувствуя, что земля уходит у меня из-под ног.
— Ну, маленькая белая собачка, с острой такой мордочкой. Самаркандской породы, — продолжала издеваться она.
— Не та ли, которую ты подучила прыгать на доску, раскидывая во все стороны шашки, когда император начинал проигрывать наследнику в го? — Я был готов обсуждать все, что угодно, только бы не порвались последние соединяющие нас нити.
— Та, та самая, — засияла прежней улыбкой моя возлюбленная. — Паршивая мелкая собачонка, сколько лучших кусочков мяса я на нее извела, показывая ей: хлопок в ладоши, и ты прыгаешь на доску и бежишь ко мне. И вот я сижу, хлопаю — а эта дрянь шасть, шасть ко мне без всяких прыжков, поднимает нос и ждет мяса. Но потом выучилась, оказывается, ей нужно было топать ногой, а не хлопать. И — шашки летят в стороны, император хохочет…
— Но император играет хорошо? — мучительно пытался я поддерживать этот безнадежный разговор.
— Этот человек делает хорошо все, за что берется, — вздохнула гуйфэй. — И знает об этом. Хотя Плешивый Хэн тоже очень сильный игрок, очень терпеливый, упорный, ему бы только смелости побольше, но вся смелость — у его супруги, драгоценной Чжан. Это, знаешь ли, очень серьезная личность.
Эта фраза оказалась потом ключом ко многим, если не ко всем, загадкам, но в тот момент я все ловил взгляд Ян, теряя последнюю надежду.
— Так возьмет твой караван мою собачку? — озабоченно переспросила она, как будто думая о чем-то другом.
— Пусть собачка вернется на родину, — мгновенно ответил я.
— О, — улыбнулась она счастливой улыбкой. — Да, но будет ли мне позволено взять и Деву в белом одеянии?
— Кого угодно, моей охране просто надо знать заранее, — обреченно согласился я.
— Это вообще-то такой большой белый попугай с Южных морей, — пояснила Ян. — Бывает очень злобным.
— Да, да, — повторил я.
— А, — сказала она с явным облегчением. — Тогда… тогда я подумаю!
Я понял, что это наша последняя встреча.
Почему все мои победы кончаются бесконечной печалью? Почему сладость их всегда достается кому-то другому?
И почему, когда я прощался с ними всеми, они так не хотели уходить из моих мыслей?
Даже Чжоу — он будто говорил со мной, живя в моей голове. Да что там, я и сейчас вспоминаю его и все наши разговоры о далеких странах и империях. Мне теперь кажется, что все-таки нас тянуло друг к другу, мы были людьми одной крови, для которых мир — это не квартал со стеной и воротами, пением флейты и утренним запахом только что сваренного риса. Наш с ним мир — это широкие пространства, по которым движутся миллионы людей, людей нынешней эпохи и прежних времен, уходя в туманы горизонта, под башни громоздящихся облаков.
Это его, Чжоу, голос через несколько дней после прощания с прекрасной Ян сообщил мне в моем воображении новость (на самом деле поступившую с утренним докладом):
— Господин Маниах, вас наверняка заинтересует кое-какая информация. Вы помните недавнюю неудачную битву у Желтой реки. — Это был не вопрос, а утверждение. — Ей командовал генерал Фэн Чанцинь, помните, да?
Мой призрак кивнул его призраку.
— У него была армия тысяч в шестьдесят призывников. Но к нему подошло еще одно войско — в пятьдесят тысяч. Так вот, этим вторым войском командовал человек, которого вы знаете. И я знаю. Гао Сяньчжи.
У меня перехватило дыхание. Неудачливый герой Таласа выплыл-таки из забвения.
— У него тоже были новички, их призвали из деревень, — поморщившись, продолжал воображаемый господин Чжоу. — Они, как вы знаете, бежали, армии их рассеяны. Генералы обвинены в измене. И вот вчера оба казнены.
И призрак Чжоу мрачно пожевал губами, отчего его жесткая борода задвигалась.
Вот и конец побежденному мною генералу — и бывшему командующему господина Чжоу, с которым мы могли видеть друг друга через поле моей последней большой битвы. Вот и этот свиток окончен.
— Но это не меняет картины, — продолжил Чжоу, точнее его тень. — Потому что призывники и должны были погибнуть, чтобы выиграть время. А вот сейчас в столицу с армией ветеранов прибывает сам Гэшу Хань. Он будет защищать ущелья Тунгуаня. А потом империя наконец нанесет свой удар. Справедливость будет восстановлена, в Поднебесной возродится гармония.
