Денис Чекалов - Сумеречный судья
Сердце Уолдо Каннинга начинает биться.
Маленькие желтые таблетки сыплются ей на ладонь. Она хватает их, глотает горстью, давится. Широко открывает кран, чтобы наполнить чашку.
— Леди Ти'Айлинэль?
Горничная.
— Доктор сказал, чтобы я не оставляла вас одну…
— Все в порядке, Анита.
Служанка идет через спальню, заглядывает в ванную. В ее голосе звучит подозрение.
— Что вы там делаете, леди Ти'Айлинэль?
Она поворачивается к горничной, жалко и виновато улыбается.
— Ничего, Анита. Мне просто захотелось воды.
— Вы бы позвали меня, я принесла бы вам…
Горничная делает несколько шагов вперед, и Мэделайн вспоминает про открытый шкафчик. Быстро закрывает его.
— Кто это высыпал пузырьки в раковину, леди Ти'Айлинэль? О боже!
Она бросается вперед, Мэделайн вытягивает руку с расставленной ладонью.
— Не надо, Анита.
Горничная испуганно останавливается, ее черные глаза смотрят на помертвевшее лицо хозяйки.
— Вы выпили весь пузырек…
— Не приближайся ко мне, Анита. Пожалуйста…
Снова все хорошо. Уолдо Каннинг тяжело поднимается — ему больно, и он счастлив, что может чувствовать боль. Он опускается на поверхность скамейки, давая отдых ногам. Протертый платок упал на землю, но старику не хочется наклоняться.
— Не подходи, Анита.
В руке Мэделайн оказывается бритва. Она не помнит, как вытащила ее из станочка мужа.
— Леди Ти'Айлинэль…
Горничная отступает назад, язык не слушается.
— Что вы хотите сделать? Не надо.
Острое тонкое лезвие касается горла Мэделайн. Женщина проводит по коже острием, неглубокий надрез начинает кровоточить. Потом отводит руку и смотрит на маленькие темные брызги, усеявшие ее.
Подносит к животу. Бритва разрезает ткань ночной сорочки, вскрывая кожу.
— Мой малыш… — бормочет Мэделайн. — Мамочка хочет, чтобы тебе было лучше…
Горничная кричит.
9Я поднял голову. Тонкие длинные пальцы Франсуаз лежали в моей ладони, сжимая кисть. Девушка вздрогнула и чутко повернулась.
— Только не говори мне, — пробормотал я.
Крик повторился.
— Нет, леди Ти'Айлинэль, не надо. Нет!
— Это горничная, — сказал я.
Франсуаз обдала меня волной пушистых каштановых волос и бросилась к подножию лестницы.
Я остался стоять, засовывая руку в карман.
Горничная заходилась истеричным криком, тяжелые каблуки Френки стучали по деревянной лестнице.
Я раскрыл мобильный телефон, прислушиваясь к тому, что происходит над моей головой.
— Попытка самоубийства. Пришлите «скорую».
Что еще успела натворить эта сумасшедшая?
Хуже нет порядочных мещанских семей — в них рано или поздно кто-нибудь сходит с катушек.
Бритва была маленькая.
Мэделайн поняла это сразу же, как взяла в руки — маленькая и гнущаяся. Она попыталась вонзить острие глубоко в свой живот, но полотно искривилось, скользя по телу. Острие вскрывало бледный слой кожи, как очищается шкурка апельсина.
Женщина смотрела, как под темным лезвием обнажается кровоточащее пульсирующее мясо.
— Боже, леди Ти'Айлинэль, что вы делаете…
Мэделайн подняла голову и со спокойной, тихой уверенностью ответила, мягко глядя на горничную:
— Так надо, Анита. Неужели ты не понимаешь, что так будет лучше для всех?
Она надавила на лезвие сильнее, и увидела, как расходятся под ее пальцами разрезанные полоски тела.
Франсуаз находилась уже на вершине лестницы, когда я встал на первую ступеньку.
— Мэделайн, остановись! — закричала Френки.
Уолдо Каннинг закрыл глаза. Теплый солнечный свет придавал ему силы.
Он что-то пробормотал.
Франсуаз замерла на одно мгновение, затем ее сильное тело покачнулось.
— Френки? — спросил я.
Девушка взмахнула руками и начала падать.
Вскрывать себе живот оказалось сложно.
Бритва никак не хотела проникать глубже, и Мэделайн подумала, что должна была спуститься на кухню и взять большой столовый нож.
У нее на кухне всегда очень острые ножи. Она хорошая хозяйка и следит за своей посудой.
Фил должен радоваться, когда приходит домой. Видеть, что все прибрано, чисто, и еда готова. Он так устает на работе.
Да, надо было пойти и взять столовый нож.
Но Мэделайн знала, что не может этого сделать. Плохие люди — те, что хотели заставить Фила страдать — находились внизу. И не позволили бы ей дойти.
Мэд чудилось, что она слышит чьи-то слова. Сухой, старческий голос казался странно знакомым и таким родным.
Мэделайн усилила нажим.
— Френки, — крикнул я.
Франсуаз летела спиной вперед, расставив руки и громко крича. Я бросился к ней, пытаясь удержать. Достигнув середины лестницы, упер обе ноги в ступеньку и ухватился правой рукой за перила.
Девушка упала на меня, сильно ударив головой по губам, я подхватил ее за плечи.
Френки очень тяжелая. Я пошатнулся и почувствовал, как мои туфли скользят по краю ступеньки. Я крепко сжимал пальцы правой руки, пытаясь удержаться и не обрушиться к подножию.
Мэделайн Ти'Айлинэль сделала уже полный круг.
Она втыкала лезвие бритвы в свое тело и с напряжением тащила его, чертя кольцо на поверхности живота.
Необходимо выскоблить оттуда ребенка, чтобы он не смог родиться.
Лезвие не шло глубже, как она его ни толкала. Мэделайн просовывала пальцы глубоко в разрезы в своем теле, и чувствовала, как кровь толчками вытекает оттуда. Она пыталась расширить отверстие, чтобы воткнуть острие еще дальше внутрь.
Горничная лежала на полу, опустившись на колени и закрыв голову руками. Она громко плакала.
— Прекрасный день, Уолдо! Вышел погреть свои старые косточки?
— Да, мастер Дик, благодарствую… Это все, что остается в моем возрасте…
Сморщенное сухое лицо старика выжимается в улыбке.
— Этим вечером мы с женой хотим пойти в театр… Я подумал — вы не посидите с нашими мальчиками?
— Зачем вы спрашиваете, мастер Дик… Я люблю детей…
— Вот ведь сволочь…
Франсуаз лежала на моих руках, ее грудь тяжело вздымалась. Затем девушка пружинисто выпрямилась, чуть не сбросив меня вниз.
— Дай я только до тебя доберусь.
Френки снова бросилась вперед, перепрыгивая через ступеньки.
Где-то далеко раздавался плач санитарной сирены.
Мэделайн Ти'Айлинэль была готова заплакать. Бритва не шла дальше. Женщина ухватилась обеими руками за края разреза в своем животе и дернула, разрывая плоть.
