Дмитрий Щербинин - Спящие боги
Тут крестьяне подволокли небольшую фигурку. Доложили:
– Вот – возле ворот нашли. Это не наш… Что с ним делать прикажите?
Творимир сразу узнал пленника – это был маленький человечек с большим черепом – и Творимир пожал плечами:
– А что с ним делать?.. Ну… посадите под замок…
– Нет… – глаза человечка заблистали искренними слезами. – Я ведь мог с отступавшими бежать, но остался! Я столько боли, столько смертей за свою жизнь навидался! Надоело мне все это! А здесь, у вас, хорошо. Здесь… – он не договорил, помолчал, и добавил. – Пожалуйста, оставьте меня на воле. Свежим воздухом дайте подышать.
Творимир представил унылую, тесную келью, в которую должно было заточить человечка, и поежился, сказал:
– Ладно, пусть будет по–твоему…
* * *
Спустя несколько минут Творимир стоял в углу ярко–белой, солнечной комнаты, и неотрывно глядел, как Анна ухаживает за раненым Бригеном. Рана оказалась серьезной – все плечо было разодрано, но Бриген держался молодцом – не издал не единого стона. Анна очень волновалась, и успокаивала раненого нежными речами.
Вот целебная, душистая мазь. Тонкие, легкие пальцы, осторожно втирают ее в разодранные ткани. Еще теплый отвар… наконец, перевязка…
Смертно–бледный Бриген откинулся на белизну мягких подушек, и тут стало заметно, какой же он старый: частые, глубокие морщины бороздили лицо, седые пряди проступали в волосах. А глаза были измученные, усталые, с глубокой, давней тоскою.
Он держал Анну за руку, и шептал:
– Давай уйдем от них. Ради тебя я все оставлю… Мы будем жить в горах…
– Что вы такое говорите? Нельзя уйти от людей. Еще много в людях боли, греха, и в наших силах все это изменить. А уйти никак нельзя, да я и не хочу.
– Скоро здесь прольется очень много крови.
– Да, я знаю. – вздохнула Анна. – Но я не оставлю этих людей…
Бриген метнул на Творимира гневный взгляд:
– Зато мне с этими людьми не по дороге. Так или иначе – ты будешь моей. А теперь вы должны выпустить меня.
Творимир нахмурился, заявил:
– Даже и не думай!
Анна повернулась к нему, и сказала тихо:
– Я прошу выпустить его.
– Что?! Да по какому такому поводу?
– Просто потому, что он хочет уйти. Не в коем случае нельзя лишать человека свободы. Свобода – величайший дар Бога всем нам. Ни ты, ни кто либо иной не смеет лишать человека Свободы… И потому я прошу – выпустите его.
– Да он же… да он…
Но не нашел Творимир, что возразить. Вспомнилось, как страсти ночью поддался, и что из этого вышло. Голову опустил, вздохнул:
– Хорошо… сестра…
Анна подошла, и осторожно пожала ему руку. Обдала своим голосом:
– А за добро и нам добром отплатят. Верь мне…
– Как же!.. Ну, да будь, по–твоему…
Через полчаса Бригена вывели во двор. Творимир распорядился, чтобы подготовили широкую доску, на этой доске, на веревках собирались спустить со стены Бригена.
Узнав, в чем дело, крестьяне начали роптать. Один из них буквально набросился на Творимира::
– Это тебя монашка подговорила, да?
– Я не могу ей противиться…
– На поводу бабы идешь!
– Не говорите так…
– Почему?.. Грубыми мои слова кажутся?.. А о том, что с помощью Бригена можно было грядущий штурм оттянуть, ты не задумывался?.. А о тех, кто при этом штурме погибнет, не думал? Это не грубо?!
– Я не знаю… не знаю… Штурма, так или иначе, не избежать, а так мы, по крайней мере, доброе дело сделаем…
Крестьянин покачал головой, но, видя, что Творимира не переспорить, отступил.
Творимир провожал Бригена на стену, и спрашивал:
– А Землю еще помнишь?..
– Что?.. Какую Землю?..
– Бриген, Бриген – мне ты во всем можешь признаться. Вряд ли найдешь человека более близкого, чем я. У нас так много общего, мы даже любим одну и ту же…
Бриген метнул на него испепеляющий взгляд, прошипел:
– Ты меня сейчас отпускаешь, думаешь – добром за добром отплачу? Нет! Прямо так вот, открыто и заявляю – нет. Жди худшего! Что ж ты побледнел?.. Ну, давай – сбрось меня со стены, сила сейчас на твоей стороне.
– Не стану этого делать, но ты, все ж про Землю скажи.
– Ты все знаешь… Дьявол!.. Да – временами накатываются воспоминанья: страшный мир – гигантские дома, угрюмое небо; летающие в небе железные драконы… Так или иначе – мне тот мир отвратителен! Я хочу остаться здесь.
– Бриген, но ведь ты и этот мир сделаешь таким же!.. Твой город – Бригенград – он и есть воплощение всего самого мрачного.
– Я такой, какой есть. И я не могу себя изменить. Может, я страдаю, но это, черт! – не твое дело… А теперь – отпустишь меня?…
Они уже стояли на стене. Шагах в двухстах за нею, уминая поле, уже расползся обильный, многопалаточный лагерь. Оттуда неслись крики, там гарцевали на конях, воины ставили временные укрепления. На фоне гор, размытый расстояньем, нависал замок Бригена – оттуда подступали все новые и новые отряды…
– Иди! – вздохнул Творимир.
Уже приготовили доску с веревками. При приближении Бригена, крестьяне невольно замолкали, и трепетно гнули шеи.
Вот спустили. Горделиво подняв голову, Бриген устремился к своему лагерю.
* * *
Уже третий день продолжалась осада, за все это время не было ни одной атака, зато вражий лагерь неустанно разрастался. В монастыре росло напряжение – никто не смеялся, не улыбался. Все готовились к смерти. Лишь Анна, да еще несколько благочестивых монахинь старались подбодрить простодушным, совсем детским радушием…
А что касается старого Лорена, то единственные, кто видел его в эти дни, были несколько его подмастерьев. Они выбрали одну пристройку, и очень там были заняты; просили, чтобы их никто не отвлекал, и добавляли, что то, что они делают – на общее благо.
А в сумерках третьего дня спорхнул из неба почтовый голубь. Послание было предназначено Лорену, и, ознакомившись с ним, изобретатель сразу поспешил к Творимиру.
Предводитель этого стихийного восстания стоял на стене, и всем видом своим выражал полное отрешение.
– Все о монашке думаешь? – нахмурил седые брови Лорен.
– Да… – глухим голосом ответил Творимир.
– А зря. Она, по крайней мере, делом занята – за ранеными ухаживает. Можно сказать, не отходит от них. И о тебе не думает – некогда. Правильно, между прочим, делает… Я только что получил весть: собраны два больших повстанческих отряда. В каждом – более пяти тысяч человек. Они прилично вооружены, рвутся в бой. Они маршируют практически без останова, но будут здесь только на рассвете послезавтрашнего дня. А завтра – страшный для нас день. Враги тоже обо всем знают. Прежде они и не думали, что восстание примет такой угрожающий характер. Никогда еще, за всю историю, не было ничего подобного. Тут реальная возможность свержения власти… Хотя, никакой возможности и нет! Нам не выдержать завтрашней атаки. Силы осаждающих превышают наши в двадцать, а то и в тридцать раз. Также стало известно, что по дорогам продвигаются осадные машины, завтра они уже будут здесь… В эти дни, я и мои подмастерья создавали оболочку воздушного шара. Завтра, среди двора разведем большой костер – наполним шар жарким воздухом. Надо будет сделать достаточно большую корзину, но на это у нас есть плотники. Чтобы не погибнуть всем, нам придется оставить монастырь по воздуху. Что скажешь?
