Алексей Игнатушин - Железная скорлупа
Палач приблизил к лицу рыцаря раскаленный прут, Инконню вжал затылок в пыточный стол, плотно сжал губы.
«Ткнет в глаз!» — билась паническая мысль.
Жар прута опалил кожу.
— А ну, прекрати! — скомандовал Педивер.
Палач с недовольным ворчанием положил прут в жаровню. Из темного проема в стене вышли Эжен и солдат, ведя согнутую пополам Хелию. Инконню дернулся со сдавленным стоном.
Педивер посмотрел на палача недовольно:
— Жаровня пуста, добавь углей, пруты накали.
— Хорошо, гхосподин барон.
Рот фрейлины закрывала грязная тряпка, лицо бледное, изуродованное нездоровой желтизной выцветающего синяка. Платье покрылось коркой грязи. Ее полубезумный взгляд при виде рыцаря осветился радостью. Инконню ободряюще улыбнулся, но в горле стоял комок.
Барон приволок из дальнего угла грязную скамейку, с громким стуком поставил. Эжен и солдат силой усадили девушку.
— Садитесь, леди, — сказал Эжен с иронией. — Ваше платье и так грязно, беспокоиться нечего.
Инконню пристально вгляделся в солдата:
— Почему ты помогаешь в нечестивом деле? Как можешь служить такому господину?
Вид у солдата был настолько глупый, что барон рассмеялся, Инконню почувствовал себя дураком.
— Зря стараетесь, — сказал Педивер. — Присутствующие ни за что не выдадут.
— Выходит, есть такие, что выдадут?
— Предатели есть везде, — вздохнул барон.
Он опустил ладони на плечи Хелии, жадно сжал. Та задергалась, но хватка была крепка.
— Приковывайте его к стене, — сказал барон. — Пусть девица видит заступничка во всей красе.
Палач, Эжен и безымянный солдат подошли к столу, с противным скрипом стали отпирать запоры. Инконню рванулся, кулаком врезал по морде палачу, и хватка ослабла. Эжен и солдат резко отступили, выхватили мечи.
Инконню пинком вырубил палача и метнулся к жаровне — в руках возникло по раскаленному пруту. Эжен хмыкнул, он и солдат осторожно придвинулись к пленнику, за их спинами напряженно зыркал барон, а взгляд Хелии горел безумной надеждой.
Рыцарь, вскочив на пыточный стол, занес прут над головой:
— Держись, Эжен!
Любимец барона напрягся, меч поднял в защитную позицию. Инконню швырнул прут в солдата, тот неуклюже отмахнулся мечом, зажмурился. Второй прут с глухим стуком расколол ему череп. Запахло паленым волосом, и солдат забился на полу в корчах, клинок глухо звякнул о камни.
Инконню спрыгнул на пол.
— Зарежу сучку! Стой! — заорал барон свирепо.
К горлу фрейлины приставлен кинжал, рука Педивера дрожит, глаза безумно вытаращены. А по коже Хелии стекает алая капля…
— Брось оружие! Брось! — визжит барон.
«Не надо! — вскричал внутренний голос. — Ты нужен Сноудону, убей барона и беги туда. Хелия поймет, для нее королевство важнее жизни».
На пол тяжело упали прут и меч. Фрейлина с глухим всхлипом отвела взгляд. Барон крикнул Эжену:
— Хватит хныкать, вяжи его! Тащи его снова на пыточный стол…
Палач, поймав тревожный взгляд рыцаря, ощерил гнилую пасть.
— Не пугхайся, рано, — проскрипел гнусно.
Инконню нашел силы кивнуть:
— Хорошо.
Эжен рявкает раздраженно:
— Давай прут, я этой паскуде глаза выжгу!
Хелия испуганно пискнула, завращала глазами. Инконню представил как к веку приближается кончик прута, белый от жара, как трещат и вспыхивают ресницы, как неспешно прут проникает в глазное яблоко, мерзко шипит, и в сознание хлещут волны дикой боли и страха, а на щеку падает плохо пропеченный сгусток слизи…
«Перестань, дурак! Умрешь от страха раньше», — подумал зло.
— Эжен, кто тебе дал право распоряжаться? — спросил барон хмуро.
Эжен, вздрогнув, опустил голову, касаясь и резко отдергивая пальцы от распухшей щеки.
— Извините, господин барон, — сказал виновато.
— Глаза выжгу я, — заявил Педивер непререкаемо. — А ты можешь попортить мордочку.
«Господь не допустит, явит спасение!» — полыхнула безумная надежда.
Прут со злым шипением коснулся щеки. Эжен под хриплый смех палача вдавил раскаленное железо в плоть. Инконню затряс головой, стиснул зубы. Стало солоно от крови, прорвался сдавленный крик.
Эжен хохотал, наслаждаясь видом обугленной кожи и болезненной багровостью паленого мяса.
— Давай свежий прут!
Палач охотно выполнил просьбу. Эжен, дрожа от нетерпения, приложил раскаленный металл ко второй щеке. Инконню со стоном отдернул голову.
Мучитель отвел руку, затем резко вложил металл в начаток раны, яростно вороша. Плоть противно шипела, по подвалу тек тошнотворный запах горелого, кровь хлестала темными струями, остужая жар прута.
Инконню захлебнулся воплем, резко дернул головой, и на щеке мучителя повис плевок. Эжен отбросил железку, хлестнул его ладонью по лицу:
— Вот тебе, сраный рыцарь!
Инконню хрипло расхохотался, Эжен в недоумении отошел.
— Завистник, — прохрипел Инконню. — Ничтожество, ты просто желчью исходишь от зависти, ты посрамление рыцарства.
Пинок в живот прервал слова, Инконню обвис на цепях, изо рта потекла кровь.
— Это ты будешь завидовать моему здоровью, ублюдок! — прошипел Эжен.
Педивер скомандовал:
— Пока хватит! Дайте ему передохнуть, а то дьявол раньше времени приберет его душу. Хрыч, доставай вино.
Палач откуда ни возьмись достал кувшин, поднос и три кружки. Хрыч торопливо наполнил кружку, опростал залпом.
Педивер склонился над розовым ушком Хелии, плотоядно облизал, отчего фрейлину затрясло.
— Нравится, дорогуша? — спросил барон елейно. Девушка, захлебываясь плачем, что-то злобно пробурчала. — То ли еще будет, веселье начинается.
От его свистящего шепота Инконню содрогнулся, по щекам потекли слезы.
«Я изуродован, изуродован! Придется ходить постоянно в шлеме. Проклятье, все из-за Хелии. Не будь ее…»
Недостойная мысль обожгла сильнее прута, Инконню протяжно застонал, пряча взгляд от фрейлины.
«Так мне и надо. Подобные мысли ставят меня в ряд с подонком бароном и Эженом!»
«Но почему? — изумилась потаенная часть души. — Ты справедливо сожалеешь об увечье, правильно называешь причину. Ничего бы не было, если бы не эта истеричка, ты бы спокойно околачивался при дворе, охмурял дам внешностью, счастливо жил. А теперь сдохнешь ни за что, ради рыцарских фантазий. А ведь у человека нет ничего дороже жизни…»
Тяжелый удар по голове вышиб вообще все мысли. Инконню сдавленно всхлипнул, стал учащенно смаргивать мутную пелену.
Педивер задумчиво оглядел изуродованное лицо, хлестнул по щеке — на одежду барона брызнули темные капли. Педивер, брезгливо морщась, вытер ладонь об лохмотья рыцаря.
