Виталий Дубовский - Воины Нави
— Жалеешь его? Ты бы лучше девок им потасканных пожалела! Меня пожалела! Зверя ты выкормила дикого, поняла?!
Бабка, рыдая взахлеб, подошла к ней, протягивая рубаху.
— А я и жалею, миленькая. Возьми рубаху, переоденься. Поверь, всех вас жалею, а поделать ничего не могу. Не слушает он меня, как-то даже руку поднял, в сердцах был. Ты прости его, голубушка, без матери он рос, нежности не видел.
Беспута стянула с себя разорванную рубаху, переодеваясь.
— То-то я и вижу, что бабы вокруг него, словно мухи, дохнут. Ухожу я.
Марфа попыталась взять ее за руку, останавливая в дверях.
— Куда же ты пойдешь, девонька? Кого ж ты в нашем городе знаешь?
Беспута сердито выдернула локоть, поправляя выбившуюся прядь волос.
— К воеводе обращусь за помощью. Уж лучше к нему, чем с твоим выродком под одной крышей жить.
Колдунья громко хлопнула дверью, оставляя бабку наедине со своими слезами. Беспута улыбнулась, зная, что оставила князю верный след. Кинется искать, сразу к Марфе прибежит. Созданный ею круг начал замыкаться. Потерпи, Стоян, дай мне еще немного времени. Проходя по двору, Беспута увидела сидящего на лавке Прошку. К нему привели местного знахаря, в костях толк разумеющего. Неопределенно покачивая головой, знахарь бубнил себе под нос:
— Да, парень, плохо твое дело. Кости я твои складу, как полагается, а вот как там срастется, так и ходить будешь. Как бы хромоты не было, очень уж поганый перелом получился.
Беспута, видя зажуренное лицо парня, остановилась, заулыбавшись. Словно почуяв ее взгляд, парень растерянно обернулся.
— Ты? Чего тебе?
Колдунья медленно подняла руку, пригрозив ему пальцем.
— Кто над чужим горем смеется, счастлив не будет.
Она отвернулась и гордой походкой покинула княжье подворье, провожаемая озадаченными взглядами дружинников.
…В дверь долго и настойчиво стучали, вытягивая заспанного воеводу из постели. Медленно поднявшись и протирая сонные глаза, Любомир пошел к дверям, как бы ненароком прихватив стоящий у стены топор. На дворе уже было темно и тихо, горожане отошли ко сну, устав от суеты. Кобель почему-то не брехал, будто и не было чужих на подворье. Воевода, прислонив ухо к двери, прислушался. Стук вновь повторился, заставив его дернуться от неожиданности.
— Кто там? Кому не спится по ночам?
— Открой, Любомир.
От удивления он замер на мгновенье, вслушиваясь в знакомый голос.
— Неждана, ты, что ль?
— Я, Любомир, — голос ее был измученным и заплаканным, — впусти меня, ноги уже не держат от усталости.
Воевода откинул запор, сонно вглядываясь в темень ночи. Беспута стояла на пороге, устало опираясь рукой о косяк двери.
— Впустишь в дом или так и будешь на пороге держать?
Любомир, смутившись, отошел в сторону, давая ей дорогу. Еще раз, осторожно выглянув на улицу, он прикрыл двери, задвигая запор на место. Войдя в комнату, недолго повозившись с кремнем, Любомир запалил лучину, осветив ночную гостью. Девушка, присев на лавку, оперлась спиной о стену, не глядя ему в глаза. Любомир пригляделся к ней: щека Нежданы была в кровоподтеке, нижняя губа слегка припухла, надуто оттопырившись. Воевода сердито засопел, догадываясь о произошедшем.
— Кто тебя?
Девушка взглянула сквозь пряди упавших локонов, презрительно скривив губы.
— А то ты не знаешь. Вон уж весь град гомонит о том, как ваш князь насильничает, один ты ни сном ни духом не ведаешь? Чего не упредил меня сегодня? Знала бы, не ходила к нему в дом.
Любомир, насупившись, сел напротив, отводя взгляд в сторону.
— А чего тебя к нему понесло? Ласки княжьей захотелось?
— Ох, Любомир, хотела бы я его ласки, не сидела бы здесь такая красавица, — она горестно вздохнула, поднеся руку к опухшей губе, — еле ноги унесла от него. Кабы искать не кинулся, кобелина.
Любомир поднялся, заходив по комнате взад-вперед.
— Как сбежала-то?
Беспута, усмехнувшись, достала из мешка рваную рубаху, бросила на стол.
— Голышом и сбежала.
Воевода замер, нерешительно потянулся, поднимая рубаху. Желваки заиграли на его широких скулах, гневно перекатываясь волнами. Недолго думая, он пошел в горницу, вернувшись оттуда с одеялом и подушкой.
— На лавке заночуешь, утро вечера мудренее. Завтра обмозгуем, что да как. Торопиться некуда, в моем доме он тебя искать не станет. А там поглядим.
Беспута прижала мягкую подушку к груди, благодарные слезы ручейками потекли по ее щекам.
— Спасибо тебе, Любомир. Сильный ты мужик, правильный. Поможешь мне?
Любомир усмехнулся, глядя на нее.
— Не смотри на меня так. Помочь — помогу, а там ступай себе на все четыре стороны.
Колдунья отвела глаза, понимая, что не побороть ей его волю, покуда оберег на груди трепещет.
— Любомир, а коли я пойду в храм Велеса, к старейшине, и призову князя к ответу? Ведь есть же закон, пред которым даже князь отвечать обязан?
Воевода покачал головой, тяжело вздохнув.
— Жрец князю не указ. Богумир здесь закон и порядок, как скажет — так и будет. Говорю я так не потому, что выросли мы с ним вместе. Наша с ним дружба уж давно быльем поросла. Как ты вину его докажешь? Кто видел, как он насилие над тобой творил?
— Марфа видала.
— Марфа. Марфа — кормилица, она супротив князя слова не молвит. Дружина молчать будет, они же с рук у него едят. Али того хуже, еще и приврут, мол, сама девка на князя вешалась. А за поклеп и возведение напраслины на князя поставят тебя к столбу, сорвут рубаху и при всем честном народе всыплют сто плетей. Как думаешь, кого зеваки хотят у столба увидеть, князя али девку красивую? То-то и оно. А после порки у столба забудь, девочка, о своей красоте. На спине места живого не останется. Так что, пустая затея князя к ответу призывать. Ложись спать, завтра придумаем, как тебе из города выбираться. Древляне на нас войной пошли, со дня на день у стен града будут. Князь распорядился врата запереть, никого не впускать и не выпускать. Ну да ничего, я тебя выведу. Воеводе перечить не станут.
Беспута вздохнула, положив подушку на лавку и взбивая перину.
— Куда мне идти? Домой нельзя, родители не примут, в городе князь искать станет. Может, поживу я у тебя недолго, покуда беда стороной не минует? Глядишь, работу себе подыщу и жилье.
Оберег вновь забился на груди, заставляя воеводу вздрогнуть.
— Нет! Мой дом — не для тебя. Отоспись, а с утра в дорогу.
Он развернулся и пошел в горницу, прерывая неприятный для него разговор.
Устроившись поудобней на постели, Любомир прикрыл глаза, пытаясь поскорее уснуть. Тяжкие мысли одолевали его, отгоняя желанный сон. Долго ворочался воевода в своей горнице, кряхтя от недовольства. Наконец наступила тишина, и до Беспуты донесся его громкий храп. Выждав, покуда Любомир заснет крепким сном, колдунья поднялась и на цыпочках пошла к нему в горницу. Околдовать воеводу оказалось делом сложным, ибо силен был оберег его. Подойдя к спящему, девушка нетерпеливо протянула руку, пытаясь коснуться маленького мешочка на его груди. Оберег вновь затрепетал, словно мотылек, бьющийся о стену в ночной тишине. Воевода беспокойно заворочался, заставляя колдунью испуганно отдернуть руку. Она яростно прошептала, сверкнув в темноте своими кошачьими глазами:
