Джек Йовил - Серебряные ноготки
Актер направился к шкафу, где хранились переплетенные рукописи. Стук доносился из-за него. Запах тоже.
Из-под нижней секции потекла вода. Неужели Демон Потайных Ходов вернулся? Бедняга Малвоизин давным-давно умер.
Дрожа, Детлеф открыл потайную задвижку. Перед ним стояло миниатюрное создание, с ног до головы заляпанное грязью. Его мокрые волосы свисали как крысиные хвостики.
Знакомые зеленые глаза сияли на чумазом лице.
- Ты вернулась, - сказал актер.
Не самое красноречивое его выступление.
- Я не могла иначе, - ответила Женевьева.
На мгновение Детлефа охватила паника. Если бы она постучалась несколькими минутами раньше, то, выйдя из стены, столкнулась бы с главным вампироненавистником Империи, вооруженным острыми деревянными кольями, и могучими копьеносцами, которые незамедлительно пришли бы на помощь своему вождю. Конечно, Детлеф не отдал бы им Женевьеву без боя, но предсказать исход схватки было нетрудно.
Под землю или в пепел.
Женевьева обтерла лицо грязным рукавом. Его возлюбленная по-прежнему выглядела как шестнадцатилетняя девушка.
Она прикоснулась к нему. У Детлефа подломились колени.
Они упали друг другу в объятия.
3
Кабинет был все таким же, только Детлеф выглядел старше. Он не только располнел, но стал более мягким и седым. И все-таки в нем горел прежний огонь. В глазах гения, как и раньше, мерцал полубезумный свет. Женевьева не ожидала, что при виде своего бывшего возлюбленного жажда охватит ее с такой силой, словно она пила его кровь прошлой ночью, а не десять лет назад.
В комнате распространился запах крови. И ее запах.
Женевьева бывала в туннелях под Театром памяти Варгра Бреугеля раньше, но ей никогда не приходилось прокладывать путь сквозь забившуюся грязью бронзовую статую Императрицы и бродить по зловонным коллекторам под Альтдорфом в поисках выхода. Она воняла, как разлагающийся труп.
Детлеф снял трубку переговорного устройства с крючка и свистнул в нее.
- Поппа Фриц…
- Поппа Фриц все еще работает здесь? Он жив? Он, наверное, старше меня. Как чудесно знать, что не только я остаюсь неизменной.
Детлеф взмахнул рукой, призывая ее к тишине.
- Поппа, я… э… пролил кое-что на себя… Да, да, я должен держать себя в руках, но ты понимаешь, Тио Бланд… Ты не мог бы прислать сюда Ранаштика с ванной, теплой водой и мылом? И полотенцем.
Женевьева стояла посреди комнаты, стараясь не испачкать какую-нибудь дорогую вещь. Уродливый эльфийский ковер с вышивкой все еще висел на стене, хотя Детлеф пообещал, что немедленно выбросит его, когда станет хозяином театра.
- К вещам привыкаешь, - сказал Детлеф, прикрыв рукой трубку. - Он не так уж плох.
Мужчина по-прежнему умел угадывать ее самые странные мысли.
- Я просто откашлялся, Поппа… Ах да, не мог бы ты отправить Эльзи в мастерскую Керрефа и проверить, готовы ли костюмы Женевьевы?
- Костюмы Женевьевы?
Детлеф снова махнул рукой:
- Отлично… Нет, ничего срочного. Спасибо, Поппа Фриц.
Детлеф повесил трубку.
- Лучший способ возбудить его подозрения - это сказать «ничего срочного», дорогой. Рядом с тобой все всегда спешат.
- Наверное, ты права. Я просто не подумал.
Детлеф выглядел потрясенным, и его выбил из колеи не только аромат сточной канавы. Этого следовало ожидать. После того как он ее обнял, пятна грязи остались на его лице и рубашке. На нем была рубаха свободного покроя без пояса, но даже она была ему маловата.
- Ты не изменилась, - заметил актер. - Теперь ты можешь сойти за мою внучку.
- Ты тоже не изменился. В том, что действительно важно.
Детлеф грустно пожал плечами, не веря ей. Она сжала его руку:
- Твои глаза остались прежними.
- Мне нужны очки, чтобы читать мои собственные рукописи.
- Я не это имела в виду.
Аромат крови витал в воздухе. Ее язык облизнул острые как иглы клыки.
На столе стоял большой кувшин с бульоном. Женевьева жадно уставилась на него.
- Ты не… ела? - поинтересовался актер.
Девушка покачала головой. Он отпустил ее руку и взял кувшин.
- Воспользуешься моим стаканом? Я попрошу принести чистый, если ты хочешь.
Женевьева забрала у него сосуд и поднесла его носиком к губам. Широко открыв рот, она начала переливать в себя содержимое кувшина. Не прошло и минуты, как посудина опустела. Вампирша села и вытерла губы тыльной стороной ладони.
- Теперь тебе лучше?
- Бульон притупляет голод, - ответила гостья. - Это не кровь, но где ее возьмешь?
Детлеф непроизвольно поднял руку к воротнику, словно в комнате было слишком жарко, а застежка, оказалась чересчур тугой.
Женевьева выпила много крови с тех пор, как была здесь в последний раз. Она делала это в порыве сильных чувств или гнева, однако никогда не позволяла себе испытывать привязанность к живым мужчинам и женщинам, чьи вены она прокусывала. На ее пути встречались друзья, жертвы, хозяева, слуги, случайные знакомые, враги, пища, потери. Но пока Детлеф жив, он останется ее единственным возлюбленным.
Однако она не могла просить, чтобы он ее накормил.
Было бы несправедливо отведать его крови и уйти.
- Я скучала по тебе, - призналась она.
Детлеф печально вздохнул:
- Я не скучал по тебе, Жени. Поскольку ты всегда была со мной, в моей душе.
Вампирша заметила рукопись на столе и заглянула в нее.
- «Женевьева и Вукотич». О чем это?
Девушка пролистала несколько страниц. Она помнила, что рассказывала Детлефу о своих приключениях в Жуфбаре. О том, как ее приковали к наемнику Вукотичу и как она заставила своего спутника сорвать заговор, который плели адепты Хаоса Диен Ч'инг и Евгений Ефимович. В середине своего повествования (тактично опустив подробности сцены в спальне, которые, однако, со сверхъестественной точностью были изложены в рукописи) она поняла, что именно тогда состоялась их первая встреча с Детлефом. В то время великий драматург был маленьким мальчиком, а она - беглянкой, спасавшейся от Клея Глинки и его последователей.
- Это хорошая история,- сказал Детлеф. - Она станет популярной. Интересно, когда, наконец, принесут теплую воду?
Женевьева читала дальше. Ей было любопытно, как Детлеф намеревался обыграть сражение с катайскими Повелителями стихий. Обычно он не любил пышных спецэффектов, заявляя, что магия театра кроется в поэзии и игре актеров, а иллюзия грандиозных превращений, вызывающих изумление публики, имеет второстепенное значение. Если, выходя из театра, зрители говорят о монстрах, значит, им помешали сосредоточиться на основной идее представления.
