Вероника Иванова - И маятник качнулся...
— Отчасти ты сам в этом виноват.
Что?! Я — виноват?! Да как она... Как у неё язык только повернулся...
Магрит усмехается, с лёгкостью прочитав мои мысли:
— Прежде чем обвинять других, нужно справедливо оценить собственные действия.
— Какие действия?
— Вот именно — какие? Ты ничего не делаешь. Даже хуже: ты ничего не желаешь делать.
— Я...
— Сегодня утром ты был на волоске от того, чтобы получить серьёзную рану. Исключительно по собственной глупости и невнимательности.
Я молчу. В чём-то она права... Но в тот миг мне было совершенно всё равно, что произойдёт, хотя я и предполагал, чем закончится поединок...
— Ты знал, в какое место направлена атака, но не предпринял попытки уйти от удара или остановить его. Почему? Откуда это равнодушие? Нельзя начинать поединок, если тебя не интересует результат! Хорошо ещё, что ваши мечи были деревянными, иначе ты бы остался без руки...
— Ну и что? Кому это интересно? Да хоть без головы! Все только вздохнут свободнее, задвинув мой труп в уголок фамильного склепа!
— Никогда так не говори! — Гнев в её глазах дрожит лавиной, готовой сорваться с горного склона и похоронить под собой всё, что окажется на пути.
— Я не прав? — Магрит довела меня: я рассвирепел, и все чувства слились в единую, совершенно бесстрастную ярость.
Сестра молчит.
— Я не прав? — повторяю ещё холоднее и спокойнее.
— Всё... не совсем так. — Войска нехотя отступают на заранее подготовленные позиции.
— Объясните.
Я знаю, что ей трудно. Но я многое отдал бы за то, чтобы узнать, ПОЧЕМУ ей так трудно ответить!
— Что же вы? Не знаете, что сказать? Не знаете, как солгать на сей раз?
— Я могу сказать правду, но больше всех от неё пострадаешь ты.
— Ну так скажите. Я не боюсь.
— Время ещё не пришло.
— Неужели? А когда оно придёт? Через год? Через десяток лет? Век спустя? Я ведь могу и не дожить до этой правды!
— Доживёшь. — От слова веет холодом обречённости. Но кто из нас приговорён и к чему? — И когда этот миг наступит, ты пожалеешь, что не умер раньше.
— Ай, как страшно! Может, и не стоит ждать, а? Может быть, лучше сразу покончить с этой махонькой проблемой?
— Ты не сможешь... — Она улыбается, но так грустно...
— Почему же? Чего проще — сделать шаг с балкона!
— Попробуй. И поймёшь, как это трудно — уйти. Иногда — просто невозможно...
...Это был один из последних наших разговоров «по душам». Не объясняющий ровным счётом ничего. Но, признаюсь, тогда я думал, что сестра смеётся надо мной, говоря, что мне не под силу прервать собственную жизнь, когда этого захочется. С тех пор прошло немало дней, и я имел счастье несколько раз убедиться: Магрит была права. Как всегда, впрочем. Я не могу поступать так, как считаю нужным. Если только не охвачен яростью. При этом, когда я стараюсь действовать «по уму», у всех, кто меня окружает, складывается впечатление, что ваш покорный слуга — изрядный тугодум. Но тут уж ничего не поделаешь: быстро продумывать все возможные варианты развития ситуации мне трудно — я ведь не могу использовать для этой цели соответствующие магические инструменты! Поэтому на принятие решения уходит так много времени, что иногда, скрепя сердце, признаёшь: лучше бы это самое решение и не принимал вовсе... Если же я действую интуитивно (то есть — без приложения ума), то, что происходит, приносит очень много неприятностей... Правда, в основном — мне, а посему можно не тревожиться о том, как мои необдуманные поступки отразятся на телесном и духовном здоровье окружающих...
Перелистывая страницы Книги Воспоминаний, я всё больше убеждаюсь в одном: сестра пыталась направить меня по определённому пути. Но вот только — по какому? Похоже, она и сама не знала, что у неё получается... Как можно учить, не объясняя, что плохо, а что — хорошо? Зачем высыпать на меня ворох знаний, не обременяя себя пояснением, каким же образом использовать оные знания?
Всё-таки что-то мне пока неизвестно. Что-то простое, понятное и логичное. Что-то объясняющее, почему события, от которых бегу, всё равно настигают меня. Кто-то играет мной, как куклой...
Я ухмыльнулся. Что ж, мастер-кукловод, когда-нибудь ты окажешься на моём месте. Если я — всего лишь марионетка, то между нами протянуты нити, не так ли? О, я не собираюсь их рвать! Просто потяну на себя... Тогда и посмотрим, кто кем управляет! Ладно, оставим в покое судьбы мира — у меня достаточно и других насущных дел, одно из которых ожидает на террасе...
Я попытался прошмыгнуть мимо Борга, но тяжёлая пятерня вцепилась в моё плечо:
— Кто она? — О, как серьёзно! Неужели игры закончились? Жаль. Будем выкручиваться... Хотя в данный момент нет ни малейшего желания присутствовать на допросе. Тем более на собственном допросе...
— Моя знакомая. Старая. — И даже очень, чтоб ты знал! Но это я говорить не буду. Незачем.
— Старая знакомая? Что ж ты не пригласил её в дом?
— Место встречи выбирал не я.
— Вот как... Эта женщина, откуда она родом? Я раньше не встречал таких...
Разумеется, не встречал. Внешний Круг Стражи крайне редко покидает место своей дислокации. Собственно говоря, поэтому я и не ожидал увидеться с Лэни так далеко от Дома...
— Издалека. — И кого, спрашивается, удовлетворит такой ответ? Уж точно не человека из «Опоры»!
— А конкретнее? — Карие глаза смотрели холодно и строго.
— Да не знаю я! — В самом деле ведь не знаю. И что он прицепился?! Чувствует неладное? Допускаю. Интересно, сталкивался ли он раньше с оборотнями? Если да, то почему не спросит прямо? Если нет, то никогда не догадается о причине странного тревожного томления: это лежит на самой границе ощущений, далеко за словами и мыслями — память о прошлых жизнях, проведённых в теле животного[15].
— Врёшь! — Пальцы сжались ещё сильнее. Новые синяки? Добро пожаловать!
— Я никогда тебе не врал.
— И не говорил правду. — Это прозвучало почти укоризненно.
— Зачем нужна правда? Эта дама способна разбить сердце на кусочки...
— Я хочу знать всё, касающееся твоей знакомой.
— Почему вдруг? Глаз на неё положил, да? — Ехидство прокладывает дорогу наружу. Медленно и упрямо.
— Не твоё дело! — О, да мы злимся? Чудненько!
— А вот и моё! Что тебе нужно от моей подружки?
— Ах, она — твоя ПОДРУЖКА? Признался, наконец!
— Я и не скрывал. — Застенчиво хлопаю ресницами. И чем он только слушает? Или не слышит ничего, кроме собственного бешеного пульса?
— Ты постоянно играешь словами! — Отчаяние и растерянность. Хватка пальцев слабеет.
Ну да, играю. А что ещё делать с этими странными штуками, не имеющими ни цвета, ни вкуса, ни веса? Использовать для убийства? Грубо. И — глупо. Играть — куда интереснее! Помнится, меня обвиняли в притворстве? Что ж, настал момент показать себя во всём блеске!
