Руслан Мельников - Алмазный трон
Еще глаза отсеченной головы видят тело, с плеч которого она только что скатилась. Тулово, прикованное к трону алмазными когтями-оковами, лишенное не только головы, но и рук и ног тоже. Из ран на сияющие каменья хлещет темная кровь.
Перед троном стоит еще одна фигура в длинных серых одеждах. Тоже колдует.
Над стиснутыми адамантовыми клещами и отброшенными в разные стороны руками и ногами творят волшбу другие четыре фигуры. И не дотянуться уже разделенным частям друг до друга, не слиться воедино.
— Да будет вечно разделено целое… — шелестело в зале. — Да не соединится само собою…
Тот, чья память и чьи чувства были открыты сейчас перед Тимофеем, ощущал, как произносимые вслух заклятия тянут из него силу. Как начинают сохнуть, отдавая ее, его кровь, кость и плоть.
Как его сила мешается с другой, с чужой.
Как из разных сил плетется сложная магическая паутина.
Как материализуется колдовство.
Как обволакивает, стискивает, заключает в себя.
Тимофей наблюдал чужими глазами, как обращается в однородную бурлящую массу вязкая корка из магии, крови и растекающихся, подобно тающему льду, адамантов. Как проникают друг в друга несоединимые субстанции. Как невидимые руки удерживают кипящую жижу. Как прозрачная и чистая, словно слеза горного хрусталя, оболочка выплавленного саркофага-самоцвета затвердевает, стынет, крепнет, обрастая под чудовищным магическим давлением широкими ровными гранями. Как обретает яйцевидную форму и прочность, большую, чем прочность обычного алмаза.
— Да будет вечно держаться печать! — Шесть чародеев говорили в унисон, говорили как пели, говорили все громче, громче…
Тот, кем являлся сейчас Тимофей, не умирал, поскольку не был способен на это. Но ни на что иное он сейчас не был способен тоже. Он просто беспомощно смотрел, как куски его тела заточают в прозрачные узилища. Смотрел и слушал. Но видел и слышал уже не глазами и ушами, а гранями и ребрами колдовских саркофагов, в которые был вмурован.
— Да не доберется до сокрытого настойчивый! — Нарастающий хор шести голосов бился в идеально гладкую граненую поверхность. — Да будет предупрежден любопытствующий! Да образумится глупец!
Потом были другие слова и другие заклинания.
На прозрачной оболочке возникла маленькая матовая точка. Точка обратилась в пятнышко, пятно растянулось в росчерк, росчерк изогнулся дугой.
Шестеро чародеев накладывали на кристаллы-саркофаги магические письмена.
«Бойся…» — впечатывалось в кристалл начальное слово Предостережения. Слово, которое пытливый ум и знающее сердце способны прочесть на любом языке. Слово, которое должно исчезнуть первым, — так решил тот, чьими мыслями думал сейчас Тимофей.
Когда все закончилось, заговорил один из шести. Чародей, что стоял у трона.
— Настало время искупления, — зазвучал в зале его глухой сильный голос. — Неупокоенный попрал этот мир по нашей вине и по нашему неразумению. Мы все были свидетелями тому, чему стали причиной. И мы скорбим. Ибо на каждом из нас слишком много крови.
— Были, — подтвердили пятеро из шести. — Все были. И все скорбим. И крови много. Слишком…
— И хотя не в нашей власти навеки упокоить Неупокоенного, свои ошибки все же надлежит исправлять.
— Надлежит, — согласно закивали пятеро из шести. — Ошибки надлежит исправлять.
— У нас достало хитрости и сил разорвать тварь на части, — продолжал шестой. — Но этого мало. Теперь нужно сделать так, чтобы части эти оставались разделенными столь долго, сколь это возможно. Чем дальше они окажутся друг от друга, тем сложнее будет Неупокоенному вернуть темную власть над миром.
— Темная власть не должна вернуться! — провозгласили пятеро из шести.
— Я останусь при троне и, пока смогу, буду оберегать эту залу. Вы разделитесь и унесете с собой руки, ноги и голову Неупокоенного так далеко, как только сумеете.
— Да будет так! — склонили головы пятеро из шести.
— И главное. — Голос шестого зазвучал громче и настойчивее. — Никогда, слышите, ни при каких обстоятельствах не прибегайте к силе Неупокоенного. Как бы ни было трудно, сколь бы ни был велик соблазн, не пользуйтесь даже малой толикой его могущества. Верьте предостережению, которое сами же наложили на эти кристаллы. Помните: всякий раз пробуждая силу Неупокоенного, вы будите и его тоже. Это слишком опасно.
Говоривший умолк.
— Мы помним! — ответили пятеро из шести. — Мы не забудем этого.
Они подняли кристаллы-саркофаги с пола. Взвалили на плечи. Кристаллы были еще велики и тяжелы. Вмурованные в них куски плоти еще не усохли.
Каждый со своей ношей двинулся к дверям тронной залы. Пять серых фигур уходили. Одна осталась стоять у трона.
На троне в блестящем алмазном плену неподвижно сидело обезглавленное и четвертованное тело.
— А ведь я брал с них клятву.
Видение рассеялось с первыми словами Кощея.
Тимофей перестал быть навьей тварью. И — хорошая новость — паралич постепенно отпускал его. Правда, очень-очень медленно. Тимофей мог теперь вертеть головой. И чуть-чуть шевелить руками. И немного — ногами. Но все же этого мало, очень мало. Он по-прежнему был беспомощен, как рыба, выброшенная на берег.
— Шесть чародеев обещали мне помочь покорить этот мир, — продолжал Кощей. — Они обещали возвести меня на трон владыки мира. И они выполнили свое обещание. Вот только о том, каков будет мой трон, речи в той клятве не шло.
Тимофей думал о другом.
«Шестеро вовсе не желали воссоединения Костей. Они хотели их разделить. Вот как было».
— Да, все было именно так, — кивнул ему Кощей.
Снова между ними шла та же странная беседа. Тимофей не успевал задать вопрос вслух, как уже слышал ответ на свои невысказанные мысли.
— Все было так, — повторила навья тварь. — Но, как я уже говорил, люди жадны до власти и могущества. А жадность затмевает человеческий разум. Люди прознали о силе, кроющейся в кристаллах, и им оказалось проще поверить в то, что мои слуги-чародеи перегрызлись из-за моих останков. Люди, как это часто бывает, судили о других по себе. Им не дано было понять, что кто-то, владея одним источником силы, способен отказаться от борьбы за другие. Кроме того, люди никогда не верят полностью в чужое раскаяние. Особенно в раскаяние тех, по чьей вине погибают миры. Вы, люди, в большинстве своем очень просты и предсказуемы.
«Значит, до нас дошла только ложь? Значит, кривда заменила правду даже в магических книгах?»
— Свою правду люди создают себе сами. Удобную и понятную им. Все остальное осыпается и истлевает без следа. Хотя… — Навья тварь раздвинула губы в улыбке. — Хотя знаешь… Смутный намек на правду сохранили ваши сказки о Кощее.
