Руслан Мельников - Алмазный трон
Тимофей вздохнул. Он видел.
— Людская память недолговечна, — продолжал Кощей. — Со временем первоначальный смысл надписей, сделанных на кристаллах, забылся. Появился другой — домысленный людьми. Именно его ваши мудрецы вносили в свои магические книги и открывали ученикам. Желаемое выдавалось за действительное. Это для вас — обычное дело.
Снова в тишине тронной залы раздался неприятный смешок твари.
— Вместилище дармовой силы — магической и не только — коварная и опасная вещь. У вас, людей, слишком слабая воля и поистине неутолимая алчность. Вы всегда были и будете падки на дармовщинку. Потому ваши маги легко доверяются подобным артефактам, — Кощей кивнул на блестящие черепки от кристаллов-саркофагов, — и попадают под их влияние. Чародей, получающий в свое полное распоряжение один из них, непременно поддается соблазну отправиться на поиски другого. А лучше — двух, а еще лучше — трех… И совсем хорошо, думает он, если удастся собрать все. Кажется, все так просто: чем больше источников силы сумеешь отыскать, тем большее могущество обретешь. И не только могущество. Как думаешь, чего не хватает могущественному чародею?
Кощей Неупокоенный ответил на свой вопрос сам:
— Бессмертия — вот чего. А тут такое… Глупые людишки и в обыденной-то жизни частенько видят лишь то, что хотят увидеть. А уж в древних пророчествах, посланиях и предостережениях они тем паче читают не то, что было написано, а то, что желают прочесть. Человеческие страсти делают слепыми и легковерными даже мудрейших из вас.
«Значит, Шестеро предостерегали нас…» — Тимофей уже привык к этому странному диалогу, когда он задает вопросы молча, а ему отвечают вслух. После стольких веков молчания, Кощей никак не мог наговориться.
— Да, шесть чародеев, открывших мне путь в этот мир, а после сумевших меня перехитрить, предупреждали своих потомков об опасности. Но вы не вняли их предупреждению.
«Но разве каждый из Шестерых не стремился сам собрать Черные Кости воедино!»
— Ты этому веришь?
«Так… так сказал Угрим».
Хотя Угрим ли? Или тот, кто говорил за него?
— Не все, о чем рассказывал твой князь, происходило на самом деле.
«Тогда что же было на самом деле?»
— Хочешь узнать? — Кощей улыбнулся. — Хочешь узнать, что те Шестеро сделали со мной и как поступили после этого? Что ж, знай. Верному слуге бывает полезно знать настоящую правду.
Руки Кощея чуть шевельнулись. Холодная воздушная волна ударила Тимофея в лицо. Или это был не воздух. Или это был леденящий порыв незнакомой навьей магии…
Глава 16
Адамантовый трон высился в центре просторной залы. Знакомый трон и знакомая зала… Только трон стоял прямо и был цел — с подлокотниками, передними ножками и изголовьем на спинке. Только зала была чиста и светла.
Кощеева тронная зала в те времена еще не опустилась под землю. Узкая лестница, поднимавшаяся к сводам, вела не к подземельям, а куда-то на крышу. Или на открытую верхнюю площадку.
Яркий солнечный свет, лившийся из высоких стрельчатых окон, играл в крупных алмазах трона, отражался и рассыпался ослепительными брызгами по всей зале. Сияние каменьев, тщательно подобранных один к одному, завораживало и притягивало взор.
Тот, чью память на время обрел Тимофей, шел к сверкающему трону от распахнутых врат — массивных, роскошных, украшенных причудливыми золотыми узорами.
Подле трона и вокруг него стояли шесть фигур в длинных серых мантиях с капюшонами. Шестеро приветствовали вошедшего низкими поклонами.
— Трон владыки мира ждет! Трон владыки мира ждет! — тихий шепот растекался по зале.
«Трон-владыки-мира-ждет-трон-владыки-мира-ждет», — монотонно пульсировала одна и та же мысль в склоненных головах. Ничего более не пробивалось сквозь эту пульсацию.
Тот, чьими глазами видел и чьими ушами слышал Тимофей, был доволен подарком.
— Алмазный трон незыблем, как этот мир и власть владыки мира! Да будет так! Да будет вечно! Да будет вечно!
«Трон… незыблем… мир… власть… владыки… так… вечно… вечно…»
Тот, кем был сейчас Тимофей, уже почти не прислушивался к чужим мыслям. Он любовался троном, сложенным из сияющих самоцветов. Прекрасным и незыблемым. Вечным.
Он подошел к трону. Он взошел на него.
Он повернулся к трону спиной.
— Да будет вечно!
«…будет… вечно…»
Торжественная обстановка расслабила его. Блеск каменьев ослепил. Раболепие и благоговение слуг, умело прикрывшихся нарочитым уничижением и пустым хвалословием, обмануло.
Да и чего ему было опасаться теперь, когда мир живых покорен, когда все обиталище жалких людишек распростерто у ног нового владыки, поднявшегося из чертогов смерти. Разве кто-то посмеет сейчас? Разве кто-то осмелится? Разве кому-то придет в голову?..
Пойти против? Против него?!
Он сел на трон.
Чувство опасности пришло слишком поздно. Враждебную магию, упрятанную за холодным алмазным блеском, он ощутил уже после того, как…
Его цапнуло, сдавило. Всего его. Сразу. Сильно. Крепко.
Мощные адамантовые захваты, скрытые в подлокотниках, поймали запястья, локти и предплечья. Передние ножки трона впились гранеными зубьями в колени, голени и ступни. Алмазные когти, выдвинувшиеся из широкой спинки, вцепились в бока, грудь, плечи и живот. Череп с хрустом сжало захлопнувшееся, словно мышеловка, изголовье.
Его схватило. Растянуло…
Тулово, голову, руки, ноги…
Все произошло столь стремительно, что он не успел… Ничего не успел. Ни предпринять, ни даже помыслить. Только…
«Да будет вечно!»
Чужие мысли губительным заклинанием бились в голове.
Сияющий самоцветами трон превратился в алмазные клещи, в адамантовую дыбу…
Прочные лезвия заговоренных ножей-кристаллов разом выскользнули из потаенных пазов и ударили быстрее, чем бьет молния. Отсекли конечности и голову.
…в плаху, выложенную из драгоценных каменьев.
Алмазные колодки рванулись в стороны, разрывая и раздирая его.
От магии, скрытой под непроницаемой адамантовой коркой и в краткий миг выплеснувшейся из трона, вспыхнули и обратились в пепел одежды. Обычную плоть, наверное, испепелило бы тоже. Только плоть, попавшая в алмазные капканы, обычной не была. Плоть была бессмертной.
Бессмертной и…
И, увы, растерзанной на куски.
Перед глазами мелькнул высокий потолок залы, узкое окно, плиты пола…
Срезанная голова в адамантовом венце-захвате катится к одной из шести серых фигур. Фигура сводит раскинутые руки, словно зачерпывая воду, затем опускает ладонями вниз…
