Александр Бушков - Колдунья
– Что поделать, – сказала Ольга, не моргнув глазом. – Порой даже при самых честных сделках люди стремятся избежать огласки…
– О, разумеется, – согласился немец. – Вот вы упоминали о прибылях… Могу вас уверить, милейший корнет, что они в нашем ремесле весьма даже невелики. Что уж говорить о несуразной выгоде… Все это еще нужно продать, а вот вам деньги следует отдать уже сейчас, не зная, когда я возьму свое…
– По-моему, совсем не трудно будет продать такие прекрасные камни.
– Ах, господин корнет, господин корнет! – страдальчески поморщился немец. – Я ведь не учу вас воинскому искусству, верно? Потому что прекрасно понимаю: в каждом ремесле свои секреты и особенности. Как и в моем. Это только кажется, что камнями торговать просто, а на деле здесь таится превеликое множество секретов…
Задумчиво уставясь в потолок, Ольга произнесла с расстановкой:
– А в самом деле, не пойти ли мне к Делонгу?
Господин Шлитте встрепенулся:
– К этому мошеннику?! Да он вас обманет и обсчитает, попомните мое слово! Фасад у него, конечно, в сто раз респектабельнее моего, но изнанка…
– Тогда – к делу, – сказала Ольга.
– Я еще даже не посмотрел камни…
– Ну так сделайте такое одолжение.
– И, откровенно говоря, меня смущают некоторые аспекты…
– Вы что же, полагаете, что камни – краденые? – возмутилась Ольга. – Да я вам за такое… – и она коснулась эфеса.
– Ну что вы, что вы, корнет! – замахал на нее Шлитте узенькими ладошками. – Никто вас не подозревает в подобных вещах… да и украшения подобные в числе украденных не значатся – мы ведь люди честные, с полицией живем душа в душу и стремимся быть в курсе всех новостей… Но поймите меня правильно, умоляю… Кроме вульгарной кражи, с драгоценностями случаются и прочие разнообразнейшие… коллизии. Весьма разнообразнейшие… Молодой дворянин всегда выпутается из неприятной истории, а все шишки достанутся бедному ювелиру…
– Меня, право, умиляет выражение «бедный ювелир», – сказала Ольга. – Все равно что «честный интендант» или… Ну, впрочем, неважно. Я же вам уже говорил, что дело совершенно чистое. Когда мы с офицерами были в увеселительной поездке, случайно наткнулись на клад. Именно мне поручили продать находку, узнав, что я еду в Петербург. Так что все честно… хотя вы правы, возможны некоторые… коллизии.
И она улыбнулась самым плутовским образом. Немец понимающе покивал головой: в конце концов, если клад найден на чужой земле, о чем хозяин не поставлен в известность, это и в самом деле являет собою нарушение законов империи…
– Ну ладно, ладно… – протянул господи Шлитте. – Давайте посмотрим…
Он взял лупу и принялся разглядывать сквозь нее не одно какое-то украшение, а всю кучку, лежавшую на расстеленной материи…
Ольга едва сдержала удивленный возглас. Из глаз немца исходило нечто вроде пучка светло-синего сияния, лупа его увеличила и словно бы расширила, так что драгоценности оказались в конусе синего света. Она старательно придала лицу безучастное выражение: обычному человеку замечать такие вещи никак не полагалось. Ай да Шлитте, выходит, непрост немец…
Продолжалось это недолго. Сияние погасло, ювелир отложил лупу и сказало словно бы с некоторым разочарованием:
– Да, вот именно…
С чем она столкнулась, с какой разновидностью колдовства, Ольга не могла определить – но подозревала, что это было что-то вроде проверки ее искренности, иначе почему немец стал уныл? Должно быть, и в самом деле увидел, что имеет дело с кладом, а значит, цену не собьешь так, как сбивают ее на заведомо ворованное…
Шлитте долго перебирал драгоценности, откладывая их по одной направо, шевелил губами, что-то прикидывал про себя. Потом принялся за монеты. Потом долго перебрасывал костяшки счетов, старательно бормоча под нос нечто непонятное. И наконец назвал цену.
Это был, конечно, не грабеж, но что-то чертовски к нему близкое. Ольга преспокойно назвала свою – уж в чем в чем, а в стоимости драгоценностей девушка с определенного времени прекрасно разбирается, даже не будучи колдуньей…
– Ограбить меня хотите? – взвился Шлитте.
– Ну что вы, – усмехнулась Ольга. – Наоборот, иду на некоторые уступки. И не говорите, что вы ничего на этом не заработаете, все равно не поверю…
Тяжко вздохнув, господин Шлитте осведомился:
– Господин корнет, вы случайно не из евреев? Нет? А немцы у вас в роду имеются? Или, на худой конец, греки?
– Полагаете, русский человек торговаться не приучен?
– Ну, большей частью…
– Считайте, что я – исключение, – сказала Ольга. – Давайте с этим покончим. Или вы даете мою цену, или я все-таки рискну пойти к Делонгу…
– Ах, господин корнет, кто бы мог ожидать, что под столь юной внешностью скрывается душа опытного торговца…
Он говорил что-то еще, плел пустяки, но Ольга не обращала внимания. Гораздо интереснее оказалось то, что слова немца сопровождало: от его плавно двигавшихся над столом ручек стали исходить полосы белесого тумана, пронизанные тусклыми искорками – они тянулись к Ольге, смыкались, словно закутывая ее в некий кокон…
Вот эти штучки она знала: клятый немец пытался, пусть и не особенно искусно, повлиять на нее, подавить волю, заставить согласиться на его цену. Нельзя сказать, чтобы он был особенно силен, но, судя по ухваткам, не новичок в этом ремесле, умело и уверенно действует…
Велик был соблазн треснуть его в ответ так, чтобы полетел вверх тормашками – с ним она бы справилась. Но выдавать себя не стоило, и Ольга сделала так, чтобы ювелировы заклинания обтекали ее, как вода обтекает неподъемный камень, бесцельно утягивались куда-то в пространство – и позаботилась, чтобы немец не понял, в чем тут дело, не догадался, не заметил отпора…
Прошло еще несколько минут, прежде чем господин Шлитте понял всю тщетность своих усилий и уныло замолчал.
– Ну, что же? – спросила Ольга, сделав такой жест, словно собиралась вновь все завернуть. – Я ухожу к Делонгу?
– Зачем же! В ваших аргументах есть рациональное зерно, и вы меня убедили, я обожаю логику, как всякий немец…
И он, страдальчески вздыхая, принялся выкладывать на стол ассигнации, имеющие хождение наравне со звонкой монетой, а также саму эту монету в виде серебряных рублей и золотых полуимпериалов. Ольга не сводила с него глаз, ожидая очередного подвоха, но не усмотрела такового: это были самые настоящие деньги, а не те обманные, что очень быстро превращаются в кармане когда в черепки, когда в угольки…
Дверь квартиры на Мойке ей распахнул пожилой лакей в криво застегнутой ливрее, выглядевший так, словно его разбудили – хотя было лишь два часа пополудни.
