Дмитрий Емец - Самый лучший враг
— Не женщину же… Давай датского короля! — сказала Ирка и, подойдя к парню, свешивавшемуся с плеча у Зиги, капнула ему в ухо из желтого пузырька с узким горлышком.
Капелька мгновенно всосалась, распространив слабый, но упорный запах ландыша. С полминуты парень болтался на плече неподвижно, лишь слабо вздрагивая руками, а затем открыл глаза и произнес.
— Undskyld mig, mine herrer! Hvor er jeg? Hvem er du?[9]
— Простите, ваше величество! Мы не понимаем! — извините, Ирка. — Зигя, отпусти!
Малютка осторожно поставил его на ступеньки. Компьютерщик вежливо поклонился, коснувшись рукой груди, и стал спускаться.
— И куда он? — спросила Ирка.
— Без понятия. Видимо, отправился искать датское посольство! — хмыкнул Багров.
— Но почему он не поехал на лифте?
Багров посмотрел на этикетку пузырька:
— А, ясно! В его время лифтов еще не изобрели.
— Что? Почему не изобрели? Что мы ему налили?
Матвей сунул Ирке пустой пузырек.
— Посмотри-ка! Мы заправили его памятью датского короля Фредерика VII, правившего в девятнадцатом веке… Думаю, датчанам это будет интересно! Поехали на следующий вызов!
И снова они едут. Матвей ведет, Ирка смотрит по сторонам. Вот ворона, опираясь на хвост, с усилием тащит из мусорного бака пакет с бутылками. Тяжело. Сдалась, отпустила. Отдохнула, опять начала тянуть. Молодец, вытащила! Перевалила через край. Одна из бутылок выскользнула из пакета и разбилась. Ворона испугалась и улетела. Ну не сложилось, что тут сделаешь!
А вот надпись на асфальте, хорошо видная из высокого автобуса. Каждая буква в полметра: «ЗАЯ, Я ТЕБЯ ЛЮБЛЮ? СУСЛИК».
— Ишь ты, выкрутился! Даже и сглазить нельзя за то, что асфальт пачкает! Не сглаживать же всех зайцев в лесу и всех сусликов! — прокомментировал Багров.
Сыночек Дохляндия Осляева прыгал за их спинами, ударяясь могучими коленями о железный сундук. Его босые ступни упирались в заднее стекло автобуса и раскачивались, как дворники. Если приглядеться, то на пятке левой ноги обнаруживалась клейменая печать: «Собственность Тартара. Использованы секретные технологии. При утилизации полностью уничтожить!››. К печати прилагалась небольшая вытатуированная приписка: ‹‹Аида Плаховиа! Не притворяйтесь, что вы близоруки и этого не прочитали!»
Под ногами у Багрова шуршала фольга.
— Хоть убей не понимаю, как можно за два часа посадить полностью заряженный смартфон! И как можно сожрать восемьдесят шоколадок, тоже не понимаю! — хмуро сказал Матвей.
— Он просто играл! А сьел, потому что проголодался! А коробку с шоколадом все равно сунула в машину Прасковья, — напомнила Ирка.
— А я просто рулю. И просто завидую, — проворчал Матвей. — Может, я хотел зажилить пару плиток.
— Лучше выпроси у Зиги его ящик! — шутливо сказала Ирка.
Малютка перестал болтать ногами.
— Не дам! Мое! — заявил он, и мышцы у него вздулись грозными буграми.
— А что в ящике — то?
Зигя задумался. Это был страшный секрет, но чем страшнее секрет, тем больше его хочется разболтать.
— Мой длуг! — сообщил он.
— Друзей не держат в железных ящиках! — заметила Ирка.
Зигя шмыгнул носом. Авторитет Ирки в его глазах был достаточно высок, хотя и меньше, конечно, непререкаемого авторитета мамули.
— Он убезыт, — озабоченно сказал малютка.
— А кто твой друг? Собачка? — уточнила Ирка.
— Он не собаска! Он длуг!
— Ну хорошо. А что он хотя бы ест?
— Пастилинцык! — сообщил Зигя. — Я леплю ему из пастилинцыка кафетки!
— Я фигею, дорогая редакция! И ради этого друга нужно было уродовать мой автобус?! — взвился Багров.
— Не твой! Бабанин! — поправила Ирка, при упоминании «пастилинцыка›› ощутившая смутное беспокойство.
— Какая разница? Она на нем не ездит, а вещь принадлежит тому, кто ею пользуется? — сказал Матвей и этим спорным заявлением отвлек внимание Ирки от пластилиновой темы.
Микроавтобус имени Бабани медленно продвигался по царству стекла и бетона. Офисные здания напоминали осиные гнезда. На крыльце у каждого роилось множество отколовшихся от общего офисного хозяйства трутней. Мужчина в белой рубашке, свесившись так, что мог выпасть в окно, кричал кому-то сверху.
— Белый, ты что, работаешь до сих пор? Я с тебя в шоке!
Багров, не любивший пробок, раздраженно постукивал пальцами по рулю. Его раздражало множество припаркованных машин.
— Мне их жалко! Это же какие-то пластиковые люди! Вечно пытаются друг другу что-то доказать, прыгнуть выше головы. И каждый боится сказать правду: хорошо оплачиваемая работа — компенсация за то, что человек не может делать того, что ему нравится.
— Ты слишком категоричен. Может, они любят свою работу? — оспорила Ирка.
— Кому может нравиться взыскивать долги или продавать рекламные площади? Ну пусть одному из пяти. Прочие делают свою работу из-за денег. Но человек не может так, чтобы совсем ничего не любить. Что-нибудь он обязательно будет любить, иначе задохнется. Поэтому большинство говорят себе: «На самом деле я не банковский служащий, а фотограф!..»
Или: «Я не чиновник, а астроном-любитель! Ненавистная работа лишь выгрызает у меня время до шести часов вечера!»
Ирка заботливо отклеила от подбородка Зиги обертку от шоколадки.
— Ну-ну, — сказала она.
— Успех может возникнуть только в фокусе любви! Любовь, как лупа, собирает солнце! — горячо про-должал Матвей. — Неважно, что человек изберет для своей любви! Пусть даже завязывание шнурков! Даже такая ерунда прокормит, если постоянно в ней совершенствоваться! Представь: ты прикасаешься к шнурку мизинцем — и он превращается в веревочную розу! Можно выступать с концертами! А?
— Что шнурки! Зато мы достаем из мусоропроводов застрявших домовых и освобождаем кикимор, попавших в стиральную машину, — сказала Ирка и вдруг, посмотрев вперед, вскрикнула.
Перед их автобусом на дороге лежала молодая серая кошечка, сбитая, как видно, только что. Проносившиеся автомобили холодным ветром лохматили ее пушистую шерстку.
— Целая совсем! Должно быть, просто бампером по голове задели — и готово! — профессионально заметил Багров.
— Убери, пожалуйста! Хотя бы с шоссе! Я не могу на это смотреть! — взмолилась Ирка.
— Хорошо! — сказал Матвей, останавливаясь, но не выходя из машины. Ои пошевелил пальцами, что-то буркнул, и Ирка увидела, как мертвая кошка поднялась и на негнухцихся лапах потащилась к краю проезжей части. Это было действительно жутко, причем жутко именно своей простотой. Все по-настоящему страшные вещи на самом деле просты. Покрытый слизью монстр с десятью рядами зубов — это, конечно, неприятно, но это все же не такая леденящая жуть, как эта мертвая кошка.
