Ашу Сирай (СИ) - Зикевская Елена
Я молча слушала это, кусая губы с досады, но когда заметила, как Бахира легко улыбается, растерялась. Почему она не обиделась на такие слова? Ведь она — одна из правительниц своего народа, а значит, могла бы многое сказать этому…
— Ты сказал правду, Назараид. Мужчина рождён для битв и охоты, для сражений и побед. Он лучше женщины защитит свой дом и своих детей. Он способен прокормить себя и свою семью, и его долг заботиться о них. Женщина слабее мужчины, но она и хитрее его. Сила женщины скрыта не в её разуме, а в её сердце и её красоте. — Спокойно и негромко ответил Джастер. — Любовь матери защищает нас. Своей красотой женщина прельщает нас, услаждая глаза и сердце. Её любовь мы почитаем высшей наградой и жаждем получить любой ценой. Её улыбка и ласковый взгляд заставляют сердце биться быстрее, а кровь кипеть в жилах. Ради женщины мы стремимся на подвиги и совершаем безумство. Разве ты не устремляешь свой разум и свои деяния туда, где хочешь обрести славу и богатство, чтобы покорить понравившуюся тебе женщину? Разве стремясь к дому, ты не думал о женщине, что ждёт тебя? Разве не мечтал ты возлечь с желанной тебе и назвать её матерью своих детей?
Караванщик задумчиво гладил короткую и густую бороду и качал головой, соглашаясь со словами Шута.
— Всё так, сын песка и солнца, мне нечего возразить тебе. Но я прошу утоли мою любопытство словами своей мудрости и прости меня, коли мой вопрос покажется тебе дерзким или оскорбительным
— Что ты хочешь спросить, почтенный Назараид?
— Я слышал, что ваши женщины сами выбирают себе мужей? Верно ли это?
— Желания женщины наполняют жизнь мужчины движением и целями. Небесный отец был один, пока не встретил Мать матерей. Для неё он создал всё, что она пожелала. Мы все — их дети, а долг детей — почитать своих родителей и следовать их заветам. Мы чтим Небесного Отца, ибо он помогает мальчикам стать воинами и охотниками, он учит их быть мужчинами. Но, как и он, мы можем только показать женщине, что она нравится нам, и соперничать между собой не только в умении сражаться и добывать пищу, но и в умении слагать стихи и играть на ситаре, чтобы привлечь внимание возлюбленной. Но Великая Мать решала, хочет ли видеть Небесного Отца своим мужем, ибо она дала жизнь всему, что есть в этом мире, и наполнила её смыслом. Потому наши женщины сами решают, кто достоин стать отцом их детей, а мужчины принимают их решение и не перечат им в этом.
Я потрясённо молчала, впервые понимая, что все его слова про мой выбор — это не отговорка и он, в самом деле, именно так и смотрел на женщин.
Хотя до этого он говорил, что его народ живёт очень далеко, а народ маджан жил где-то в Сурайе, эти слова об обычаях один в один повторяли то, что я уже слышала про его народ.
Странно это как… Почему обычаи двух народов так похожи? Джастер же не из народа Бахиры, это я точно знаю.
Бахира же довольно улыбалась, спокойно держа в руках чашку с чифе.
— Твои слова просты и очень мудры, досточтимый Джасир, — наконец сказал караванщик. — Признаюсь, никогда не думал я о тех вещах, что ты открыл мне сейчас, и я бы хотел обдумать их и вновь побеседовать с тобой об этом.
— Прости, но это невозможно, почтенный Назараид. — негромко ответил Шут. — Долг перед Великой Матерью призывает меня следовать без задержек на моём пути.
— Верно, верно, — торопливо пробормотал Назараид. — Прости мою забывчивость, почтеннейший Джасир, я так увлёкся нашей беседой, что вновь едва не забыл про данную клятву! Скажи, чем я могу помочь тебе в твоём деле? Куда ты направляешься? Ты назвал себя поэтом и певцом, но ответь, почему я не вижу у тебя ни барабана, ни кануна, ни ситары? Даже дафа у тебя нет. На чём же ты играешь, почтеннейший Джасир?
— Всё так, — Джастер не отрицал очевидного. — И в этом я тоже попрошу твоей помощи, добрый Назараид. Я бы хотел купить ситару в этом городе, но сам не смогу найти мастера, чтобы сделать это. Также мне нужен караван, что идёт на север, ибо мой путь и путь моей семьи лежит туда.
— Ты собираешься к этим диким людям? Они же не чтят законов Тёмноокого! — изумился Назараид, а я вспыхнула от негодования. Это кого он тут диким назвал⁈ Да в Сурайе никогда людей, как скотину, не продавали, а женщины по улицам ходят свободно и никого не боятся!
И никаких страшных чёрных храмов Сурту у нас тоже нет! И его ужасных законов нет!
— Я говорил с некоторыми из этих людей, что приходят торговать в Арсанис, — тем временем продолжил Назараид. — Они очень грубы, всегда громко смеются и громко разговаривают, бесстыдно смотрят на наших женщин и даже говорят, что у них мужчина не может иметь больше одной жены, а их женщины не закрывают своих лиц и выставляют свою красоту для всех желающих! Это ужасная страна, почтенный Джасир! Эти дикие люди никогда не смогут по достоинству оценить твой дар элрари и будут смеятся над твоей слепотой! Останься здесь, прошу тебя! Я куплю тебе дом, и ты и твоя семья будете жить в почёте и уважении до конца дней! Я сам позабочусь, чтобы твоя прекрасная сестра выбрала себе достойного мужа, а твоя досточтимая мать ни в чём не нуждалась! Клянусь, как только эмбе узнает о твоём даре, ты станешь самым богатым и уважаемым человеком в нашем городе после него и Взывающих к Тёмноокому!
— Благодарю за твою заботу, добрейший Назараид, но такова воля Матери Матерей, — Джастер даже не думал спорить.
— Хорошо, почтеннейший Джасир, — караванщик удручённо кивнул. — Завтра я прикажу разыскать лучшего мастера ситар в Арсанисе и узнаю, есть ли в городе караван чужеземцев с севера.
— Благодарю, — спокойно ответил Шут. — А теперь я бы хотел отдохнуть.
— Конечно-конечно! — Назараид поспешно поднялся и поклонился. — Прости мою навязчивость и отдыхай. Да будет Тёмноокий благосклонен к твоим снам и снам твоей семьи!
— И к твоим тоже, добрый Назараид. — поклонился в ответ Джастер.
В сопровождении слуги мы вернулись в наши комнаты. Там уже горели светильники, а наши вещи были сложены в дальней части спальни, у окна. На невысоком столике стоял серебряный кувшин с вином и пузатый глиняный кувшинчик с горячим чифе. Также на столике были тонкие чашки и золотые кубки. Рядом оказался ещё один столик с разными сладостями и фруктами.
Об этом я сказала Шуту и он попросил отвести его туда.
— Садитесь тоже, — сказал он, устроившись на мягких подушках, так чтобы из окна ему на лицо веяло прохладой. — Янига, прошу, налей мне вина. Я бы попробовал сам, но боюсь пролить на ковры.
— Мне не сложно, — ответила я, наполняя кубок, и дала ему в руки. Себе я налила чифе и с удовольствием взяла с блюда сладкие орехи. Бахира последовала моему примеру.
— Джасир… — начала она, но Джастер остановил её коротким жестом и пригубил вино.
— Я знаю, о чём ты хочешь спросить, ами. И твои вопросы, я тоже знаю. Янига. Для этого не надо быть провидцем и зрячим, — без улыбки сказал он, наощупь поставив опустевший кубок на столик. — Я вижу судьбы людей, но я не элрари. Я не провидец.
Я чуть чифе не поперхнулась.
Не провидец? А что это тогда было⁈
— Неужели мой сын обманул тех людей и этого человека, в чьём доме мы нашли кров и пищу? — Бахира успела сказать прежде меня. — Но зачем…
Джастер покачал головой, прерывая вопрос.
— Нет, ами. Я сказал правду, хотя для этого мне пришлось заглянуть через плечо Сурта, а он такое очень не любит.
Я только тихо вздохнула, понимая, что узнала ещё одну причину гнева Тёмноокого на Ашу Сирая. То в храм с ноги заходит, то через плечо на работу заглядывает… Ещё бы Тёмноокий не гневался на такую наглость…
— Джасир прогневал самого грозного Небесного сына Великой Матери⁈ — изумилась Бахира. — Как же теперь…
— Не переживай, ами, — Джастер ободряюще улыбнулся. — Нам ничего не грозит. Я очень редко так поступаю, поэтому он терпит.
Бахира только качала головой, выражая не то осуждение, не то удивление от поступка Шута, а я задала вопрос, который вертелся у меня на языке.