Дэн Абнетт - Герой Ее Величества
Королева, как сообщалось, стучала кружкой по столу наравне со всеми. Похоже, столь драматичное начало представления произвело на нее благоприятное впечатление.
Интересно предположить, с каким энтузиазмом Глориана и вся толпа в целом рукоплескали бы, став свидетелями дуэли, которая сейчас разгорелась в холле северной части дворца.
Схватка эта выделялась среди прочих благодаря двум ключевым факторам: во-первых, друг с другом бились лорд Галл и регент Кастильский, два самых искусных и прославленных фехтовальщика Союза. Когда эти мастера демонстрировали свое искусство, то обычно привлекали больше зрителей, чем любое театральное представление. Во-вторых, сражение было превосходным, неотрепетированным — и лилась в нем настоящая, а не бутафорская кровь.
Потому, дорогой мой читатель, тебе неслыханно повезло, ибо сейчас нам выпала счастливая возможность посмотреть на эту — при иных обстоятельствах недоступную — битву титанов.
То была дуэль стальных нервов и холодных рассудков. Воины не просто защищали свою жизнь — в их руках лежала судьба Союза. Тем не менее они начали бой методично и по всем правилам. Обнажив клинки, оба отсалютовали друг другу, приветствуя врага. Пусть их схватка была жизненно важной, ни один из них не видел необходимости портить ее поспешностью, недостойной джентльмена, мешая противнику подготовиться.
По правде говоря, оба предвкушали битву, ибо им нечасто случалось испытывать свое мастерство в бою с равными себе. Галл обнажил рапиру. Ее сделал для него дрезденский оружейный мастер по имени Исаак Шпааатц, эффектная рукоять и плетеная гарда были изготовлены из вороненой стали, изукрашенной серебряными нитями и вкраплениями золота. В левой руке Галла находился кинжал столь же утонченного вида.
Де ла Вега держал в руке испанский клинок с гардой в виде перевернутой чаши и резным щитком изысканной работы из золотых и серебряных нитей. На пяте клинка красовался герб семейства де ла Вега. Само лезвие из толедской стали было на добрых шесть дюймов длиннее, чем у Галла. Испанец предпочитал континентальную хватку, указательным и средним пальцами цепляясь за крестовину, словно за шприц с огромной иглой.
Де ла Вега посмотрел на Галла.
— У меня нет второго оружия, сеньор, — сказал он.
Капитан нахмурился, посмотрел на кинжал и легким движением кисти отбросил его в сторону. Сталь воткнулась в обивку стены и задрожала, словно трамплин над водой, с которого только что спрыгнул пловец.
— Теперь мы равны, — ответил Галл.
— Благодарю вас за честную игру, — улыбнулся де ла Вега.
Лорд небрежно кивнул и поднял рапиру, расположив плетеную гарду на уровне глаз:
— Да здравствует Королева!
Де ла Вега дважды взмахнул клинком, вспоров воздух у своего носа:
— Будь она проклята. К бою!
Галл немедленно сделал молниеносный выпад, но испанец парировал удар.
Отпрянув друг от друга, они закружились в смертоносном танце. Регент бросился в атаку, но капитан ушел в глухую защиту. Клинок испанца так и не смог добраться до тела противника, дважды наткнувшись на сталь. Немного потеряв равновесие, Галл нанес режущий удар, но де ла Вега пригнулся и прыгнул вперед, отчего противники врезались друг в друга, сцепившись гардами.
Оттолкнувшись, они разошлись в разные стороны и схлестнулись вновь. Де ла Вега усмехнулся:
— Что ж, мы узнали, чего стоим, сеньор Галл. А теперь шутки в сторону.
Они набросились друг на друга. Клинки мелькали в воздухе так быстро, что почти не различались глазом, сталкиваясь, искря и звеня.
По всей вероятности, прежде в истории столь же искусные бойцы встречались на поле боя лишь дважды, но ни одна из тех схваток не могла сравниться с этой дуэлью в великолепии.
Один из таких боев произошел между Йованом Кнехтом из Дюссельдорфа, который двадцать лет совершенствовал искусство владения шпагой под руководством Жирарда Тибальта, и Кловисом Паппенхеймом, семнадцать лет оттачивавшим мастерство в Неаполитанской школе фехтования. Оба они считались величайшими воинами своего времени, и оба сокрушили по меньшей мере две сотни мастеров на пути к финалу турнира в Антверпене. Это случилось в 1843 году, и поединок закончился спустя три секунды, или двадцать девять ударов, — как уж вам удобнее считать. Противники решили нанести друг другу совершенно выполненный укол. Тщательнейшим образом описанная схватка закончилась возгласом судей: «Случайность! Это же чистая случайность!» — когда Кнехт и Паппенхейм одновременно рухнули на доски помоста.
Вторая битва развернулась между самураем Го Сэн До и ронином Чи Фу в феодальной Японии где-то около 1230 года и длилась целых три дня. Каждый шаг великих мастеров тщательно зафиксировали современники, и теперь та запись составляет главную часть недельной Церемонии схлестнувшихся мечей в Окинаве. В конце концов воины умудрились одновременно вспороть живот и отрубить голову друг другу. Летописи говорят, что сёгун, увидев это, воскликнул: «Jo gon jo bona aky hu!» Сие изречение переводится примерно как: «Случайность! Это же чистая случайность!»
Мы можем предположить, дорогой читатель, что продолжительность описываемой нами схватки будет находиться где-то между двумя восславленными боями прошлого. Она длилась больше трех секунд Кнехта — Паппенхейма, а бить рекорд До — Фу ей совсем не стоило, ибо в этом случае к тому времени, когда капитан и регент закончили бы выяснять отношения, весь цивилизованный мир превратился бы в нечто очень странное.
Спустя сорок секунд умопомрачительного сверкания клинков Галл понял, что ему постоянно и энергично приходится парировать удары. Стремительные атаки испанца сменяли одна другую. Не было времени ни на то, чтобы собраться, ни на то, чтобы толком перейти в атаку. Из-за более длинного клинка де ла Веги Галл ушел в глухую защиту.
«Ничего себе честная игра! — язвительно подумал капитан, яростно парируя. — По твоей просьбе я выбросил кинжал. Интересно, укоротил бы ты свою рапиру дюймов на шесть, если бы я обратил на это внимание?»
Регент сделал ложный выпад и нанес удар, обойдя защиту Галла. Клинок испанца вонзился в правую подмышку противника, и тот, чертыхнувшись, отпрянул назад. Де ла Вега, ухмыляясь, закружил вокруг раненого.
— Туше, — заметил он.
Капитан чувствовал, как струится кровь под камзолом. Рана как минимум замедлит его движения. Это был рассчитанный и жестокий удар, совсем не спортивный, и от него Галл пришел в невероятно дурное расположение духа. Лишь одна рана и лишь один человек заставили бы его прийти в еще большую ярость.
На мгновение Галл подумал о том самом человеке.
