Альфред Аттанасио - Темный Берег
— Он хочет нас убить, — безнадёжно сказала Тиви. — Будет рад, когда мы утонем.
— Не плачь, — ответил Бульдог и встал перед ней, принимая на себя удар волн. — Именно этого ему надо. Не дай ему этого — и скоро эта жестокая игра ему надоест. Давай, Тиви. Ночь прекрасна, мы превратим работу в игру.
Но бьющие в лицо волны и отливное течение мало давали наслаждаться жизнью. Сеть приносила только морскую траву и плавник, да ещё редко какие-нибудь потрескавшиеся зубы. И хотя Бульдог самоотверженно защищал маленькую женщину от тяжёлых волн, к полуночи ноги у неё подкосились и отлив понёс её в море. Бульдог нырнул за ней и вытащил из бурной воды.
Она упала на прибрежный песок, дрожа всем телом. Огр сошёл с дюны, посмотрел и сказал одно только слово:
— Василискам.
Тиви вскрикнула и вскочила. Бульдог загородил её собой.
— Нет! — прорычал он прямо в сморщенное лицо огра. — Она может разгребать у берега или работать на мелях!
Появился Вороний Хлыст с синей ухмылкой на беззубом лице.
— Моё предложение остаётся в силе, Тиви. Предпочитаешь отдаться мне или василискам?
Бульдог схватил Вороньего Хлыста за горло и вздёрнул в воздух.
— Только тронь её, и я тебе все кости переломаю!
Здоровенная клешня схватила Бульдога за гриву, подняла в воздух и стала трясти, пока он не отпустил Вороньего Хлыста. Управляющий, кашляя, упал на песок и выдохнул помятым горлом:
— Наказать!
Огр, держащий Бульдога за волосы, понёс его на вытянутой руке. Вор дёрнул ногами, пытаясь вывернуться, но только усилил боль. Он вздрогнул, но заставил себя повернуться к Тиви и сказать:
— Не бойся!
«Не бойся!» — Другие слова не пришли на ум, и от этого он почувствовал себя ещё беспомощнее. Чтобы подбодрить в такой момент, надо сказать куда больше. Но кожу на голове сводило болью, и для смелых мыслей не осталось места, а без талисманных звёзд ум чувствовал себя, как птица с выдранными перьями.
Огр протащил его по дюнам до края болота и бросил там среди нитей ползучей плесени и гнили. Он не успел и попытаться встать, как огр схватил его мощной рукой за обе лодыжки и вздёрнул вниз головой. Так же вниз головой он ткнул его в покрытое засохшей глиной гнездо гадючьих ос и подождал, пока взовьётся рой. Тут он воткнул Бульдога головой в гнездо, пробив стену, и бросился наутёк.
Бульдог вырвал голову из гнезда и завозился, увязая в лианах и гниющих растительных остатках под гудящей красной тучей гадючьих ос. С воем вскочив на ноги, он бросился к дюнам, хлопая руками. Среди наносов морских трав он свалился, когда мышцы свело судорогой от яда.
Тиви оттолкнула Вороньего Хлыста в сторону. Запуганная его угрозой, она позволила ему отвести себя от края берега к дюнам. Но, увидев простёртого под ядовитым роем Бульдога, побежала к нему, бросая горстями песок, чтобы отогнать жалящих насекомых.
Вороний Хлыст попятился от разъярённых ос и с мрачным удовольствием стал смотреть, как Тиви тащит вора и дёргается от уколов ядовитых жал. С её помощью человеко-пёс смог подняться на ноги и доковылять до моря. Там они плюхнулись в приливную лужу и стали кататься в воде.
Когда рой рассосался, огры подобрали обоих и бросили в фургон, нагруженный ночной добычей. Там они и лежали в горячечной боли среди гниющих костей и листов ржавого металла. Укусы распухли и пульсировали болью. Тошнота выворачивала наизнанку. В какой-то момент у Бульдога остановилось сердце, диафрагма превратилась в горячий металл и застыла, и лишь с невероятным трудом он смог набрать воздуху в лёгкие.
Тиви слышала, как он борется за жизнь, и хотела умереть, но в её теле было для этого недостаточно яда. От каждого укуса расходилось пламя, пожирающее плоть, и некротический дымок расходился по жилам, вызывая тошноту.
Над головой задрожал рассвет, и фургон покатился обратно в лагерь по туннелю среди болот. Огры запели свои тяжеловесные песни, а мусорщики тащились молча, спя на ходу.
В плетение камышовых хижин бил дневной свет, и они пылали изнутри, подобно печам. Остальные свалились в пятнистую тьму и заснули, а Тиви с Бульдогом лежали без сна на грязном сене, и их грызли крысы боли, невидимые, но слышимые при каждом ударе отравленной крови в ушах.
Бульдог еле слышно пробормотал:
— В сердце человека много места. Я не пёс, я человек. И в моём сердце места много, о да.
Тиви приподнялась на локте, пытаясь расслышать, что говорит её защитник.
— Он цитирует Висельные Свитки, — произнёс измученный голос из пятнистой темноты. Из глубины хижины выплыла женщина в куртке чармодела и села возле Тиви. Это была та самая, которая помогла ей, когда Грин бросил её в зарешечённую телегу к другим пленникам. Седеющие волосы были увязаны в пучок лианой, а большие и живые карие глаза придавали лицу выражение мудрости. — Зверелюди часто их цитируют. Они хотят быть людьми и верят, что если сердце у них будет достаточно сильным, чтобы выдержать все страдания, они станут людьми. Это печально.
Чармоделка нагнулась ниже и всмотрелась в распухшие черты, в почерневшие закрытые веки.
— Это Бульдог, тот, чьи амулеты вызвали взрыв Чарма в лесу, тот, который, как ты надеялась, тебя спасёт. — Старая женщина печально покачала головой. — Надежда — горькое желание. Это тоже из Висельных Свитков. — Она положила руку на сердце вора. — Он сильный, выживет.
— Кто ты? — спросила Тиви, всматриваясь в женщину пристальнее. Впалые щёки казались удлинёнными и пустыми, как колеи, размытые дождём.
— Кто я, не важно, — ответила та. — Уже не важно. Властелин Тьмы все переменил.
— Как мне тебя звать?
— Старая Сова, — ответила она с еле заметной улыбкой. — Теперь ложись и отдыхай.
— Не могу я отдыхать, — огрызнулась Тиви, всё же поддаваясь мягкому нажиму рук, которые положили её на солому.
— Я знаю, тебе больно. — Рука Старой Совы изогнулась в воздухе, будто срывая невидимый плод. Когда она открыла ладонь, там лежал целительный опал, сияя изнутри, как сиреневое молоко. — Это исцелит тебя и Бульдога.
Тиви поражённо уставилась на чармоделку:
— Ты это спрятала от огров?
— От всех. — Старуха коснулась опалом каждого из ужаленных мест на теле Тиви, и воспалённая плоть тут же затихла под гладкой и невредимой кожей.
— У тебя ещё есть? — спросила Тиви, думая о Бульдоге.
— Нет. — Старая Сова положила опал меж распухших глаз вора. — Здесь хватит Чарма, чтобы начать его лечить.
— Зачем? — спросил Тиви, глядя с изумлением, как распухшее лицо Бульдога начинает приобретать нормальные очертания. — Зачем тратить амулет на нас?
— Бульдог из нас самый сильный, — сказала Старая Сова, — а ты — его страж. Если есть надежда для нас всех отсюда освободиться, то она заключается в нём. У меня есть вкус к этому самому горькому из желаний.
