Юрий Циммерман - Серебро далёкого Севера (СИ)
– Так вот, дружище, – продолжил Зборовский, – едем мы из самого Вильдора, светлой столицы Энграмской. И путь держим в Островской скит: у его преподобия, видишь ли, случилось тут неотложное дело к тамошнему настоятелю. Богословское, сам разумеешь. Ну а уж по пути грех было не завернуть в Алатырь‑город. Как было не глянуть на ваши диковины, коли случай подвернулся! А ты что же, теперь в столицу податься решил?
– Да и сам я не знаю, куда направляюсь, ваш‑милсть, а только вот обрыдло мне в Свейне. В дальние края потянуло, дык. Новые люди, новые песни. – Пелле снова отхлебнул пива из кружки. – Вот и про вас, может, балладу сложу, коли вы мне про свой путь расскажете.
– Ну, мы‑то как раз за дешевой популярностью не гонимся, легкой славы не взыскуем, – усмехнулся Зборовский и отхлебнул своего вина.
– Зато вот про эльфийскую деву у вас замечательно получилось, – преувеличенно восхищенно произнес Юрай, одновременно бросая выразительный взгляд на Зборовского.
Барон недаром слыл искусным дипломатом: намек товарища он понял мгновенно, да и в искусстве провокации изрядно поднаторел.
– А что же, маэстро, фантазия у тебя поисчерпалась, что больше таких историй, как про Вайниэль, не сочиняется?
Глаза музыканта полыхнули огнем.
– А вот это вы, в'ваш‑милсть, понапрасну сказали! – медленно и с заиканием произнес он, явно удерживаясь изо всех сил, чтобы не вспылить и не наломать дров перед двумя господами.
Пелле отставил в сторону кружку и встал, крепко опираясь на столешницу обеими руками. Он распрямился, выставил вперед грудь и гордым зычным голосом провозгласил:
– Я, изволите ли видеть, скальд. Истинный скальд, господа хорошие, а не какой‑нибудь там сочинитель! Ни один из скальдов, да будет вам известно, историй не сочиняет. Мы поем испокон веков только о том, что видели сами или от верных людей слышали, которые своими глазами видели.
– И что же, деву Вайниэль ты тоже сам видел? – В голосе Юрая звучали в равной степени заинтересованность и недоверие.
– Видел, ваш‑п'подобие, не сомневайтесь.
И на этих словах Пелле словно бы потух. Он скривился лицом и снова сел, скоренько опустошив свою кружку, а после этого выразительно посмотрев на Зборовского. Тот немедленно махнул трактирщику, требуя новый кувшин пива.
– Увидел вот, и сам теперь не знаю, радоваться мне или плакать, – уныло и почти растерянно добавил скальд и после этого надолго замолчал. Наконец, поднесли свежей выпивки, и музыкант, сделав новый глоток, приступил к неспешному рассказу.
– Шел я тогда, значит, от Двурога к Аптекарю. Ну, дорогу к Двурогу покажет вам каждый: любой из Фанхольма…
Пелле запнулся на мгновение, подыскивая рифму к неожиданно возникшей стихотворной строчке, а потом с радостной улыбкой докончил:
– Любой из Фанхольма там был хоть однажды! Хм, а неплохо получилось, да? Ну так вот, значит. Двурог – это высокая гора, которая царит над Фанхольмом и видна отовсюду. Направо от нее будет Сестра Яарви, она поменьше и с покатой вершиной, похоже на бабью голову в платке. Оттого так и называется, а еще там два уступа есть, будто бы сиськи у неё. Ну а следом идет уже и Аптекарь, вроде как человечек сгорбленный. Там диковинный мох на уступах растет, ну вот я и хотел его набрать, чтобы попробовать сварить Мёду Поэзии.
– А что, разве Мёд Поэзии – это не россказни и легенды? Вживе бывает? – в Юрае моментально проснулось любопытство прежнего знахаря и травоведа.
– Да я и сам теперь так думаю, что враки это всё, – разочарованно произнес Пелле. А раньше молодой был, глупый… Так вот, когда от Сестры Яарви к Аптекарю идешь, там по левой стороне как раз Эльбенборк и открывается. Высокая такая гора, красивая, и вся в снегу. И всяк про нее слышал, а есть и те, кто сами видели: мерещится там порой на полувысоте что‑то неясное – то ли снежный карниз на ровном месте, то ли постройка какая… Но всегда едва различимо, словно сквозь туман. А тут дернул меня тролль голову налево повернуть! Смотрю – ну настоящий дворец, сияет, блестит, и никакого тебе тумана, чётко всё. Парадная дверь распахнута, а на пороге – Она!
Певец отчаянно помотал головой, словно стряхивая наваждение.
– Волосы серебрятся, глаза голубые сияют, и вроде как манит: "Иди, мол, ко мне!" Ну я и рванул, как очумелый. Не бегом, конечно, в горах не больно‑то побегаешь, но так быстро, как только смог. Иду, иду, и остановиться не могу! А она ничуть не приближается, сколько не иди. Ну, а потом дорогу снегом стало засыпать на глазах. Дунуло раз, дунуло второй, и вот уже не видно ничего, только круговерть снежная. Тут я вроде как опомнился и стал назад выбираться. Пока до избушки на склоне Аптекаря добрался, где я как раз переночевать собирался, так закоченел весь.
Пелле снова вздохнул и передернул плечами, словно от холода.
– Вот и весь сказ, ваш‑п'подобие. Только нет мне теперь покоя; и днем, и ночью стоит она у меня перед глазами, эта Вайниэль. Потому и решил я в дальние края податься, подальше от Двурога. Может, и сотрется она из башки, если чего нового побольше насмотришься?
– Ну, спасибо, дружище, потешил ты нас своим рассказом! Так значит, от Фанхольма к Двурогу, там направо, и по левой стороне этот твой Эльбенборк?
Зборовский был явно доволен. А то, что за услуги информаторов следует платить не скупясь, он уяснил уже давно и накрепко. Опять же, отчего бы не сделать добро хорошему человеку, если тебе от этого не убудет? Да и мысли какие‑то интересные на будущее уже прорисовываются… Поэтому сумма, котрую Влад вытащил из своего кошеля, превзошла все ожидания скальда‑скитальца.
– Знаешь что я тебе скажу, Пелле? Хорошие у тебя песни, и у нас в Вильдоре многим понравиться могут. Ты чего в Алатырь‑городе забыл, признайся: дырку от своих гусель? Вот тебе пяток золотых, на дорогу до Энграма хватит. А доберешься до Вильдора, спросишь маркизу Орсини. Она у нас сама музыкант и талант твой оценит по достоинству. Покажешь ей вот это…
Барон вытянул из потайного кармана медный пятиоскольник6, на котором были вычеканены его собственные герб и профиль.
– И скажешь у нее в приемной, что тебя рекомендовал барон Зборовский. Повезет, сумеешь понравиться – может статься, что и перед самой Великой Княгиней предстанешь. А коли напишешь про ее высочество Тациану балладу не хуже, чем про твою эльфийку, так тебя вообще золотом осыпать могут.
На этих словах Владисвет ехидно усмехнулся и добавил вполголоса:
– Вот и его преподобие тоже пару "государей" прибавит, от своих щедрот.
Недвусмысленный намек Влада на обстоятельства, непосредственно предшествовавшие их отъезду из Энграмской столицы, остался непонятным барду, но самого Юрая заставил дёрнуться и едва ли не покраснеть.
![Юрий Циммерман - Серебро далёкого Севера [СИ]](/uploads/posts/books/75683/75683.jpg)
