Анастасия Шевцова - Наследники отречения
-Знаю… Но так надо.
-Надо, надо… - проворчал он. - Говори, что хочешь, Лирамель Валлор, но в без Карла я тебя в Замок не отпущу.
Я улыбнулась.
-А что изменит Карл?
-Не знаю… Но брат просил его дождаться.
-Что ж, ты знаешь - ему я не в силах отказать.
Две из шести свечей догорели, убавив свет в комнате до полумрака. Дождь за окнами перестал и в небе одна за другой загорались умытые звезды. Немного собравшись с мыслями, я взяла брата за руку и поведала ему историю, услышанную от старого Шаддана. Князь слушал, периодически вздыхая и не сводя задумчивого взгляда с мерцающих по стенам теней.
-Теперь мне многое ясно, - наконец сказал он, заглянув в мои глаза. - И еще раз прошу у тебя прощения, сестра. Карл прав, я никогда не умел пользоваться головой. И давай больше никаких тайн, согласна?
-Карл первый нарушит это, сам же знаешь!
-Думаю, теперь - нет. И потом, если нас будет двое, ему придется согласиться с большинством.
Мы немного посмеялись, и я кивнула, принимая его условия. Когда последние свечи догорели и опустилась тьма, брат помог мне подняться и проводил до покоев.
Мария уже спала, и будить девочку не хотелось. Сняв запылившуюся одежду, я надела ночную сорочку и осторожно легла радом с дочерью. В не зашторенное окно заглядывала полная луна, бросая бледные лучи на ее лицо. Повернувшись на бок, я с нежностью вглядывалась в любимые черты, высекая их в своем сердце. Мариэль взрослела, менялась... Она больше не была похожа на меня как две капли воды - годы преображали ее, словно ограняя алмаз. Принцесса обещала вырасти в очень красивую девушку… Такую, какой была моя мать.
Я вспомнила тот миг, когда впервые взяла ее на руки в мрачном и сыром подземелье Бартайоты, и нежно улыбнулась: ощущение данного ей пути было самым светлым среди всех моих детей. Зачатая в порыве отчаянной любви, дочь должна была пронести эту любовь до конца жизни. Жаль, что и ее сердцу предстояло познать боль от потери дорогих людей. Но это являлось неизбежностью, которую следовало принять, как общий удел смертных.
Что-то невнятно пробормотав во сне, Мария перевернулась и подставила мне копну черных блестящих кудрей. Поправив сползшее одеяло, я поцеловала ее в макушку и, откинувшись, закрыла глаза.
***Примерно спустя неделю с того дня, как дождь превратил пожженные солнцем степи в салатовый рай, Черная крепость выпустила меня на свободу. Как же я была счастлива! Даже разлука с любимой дочерью не омрачила радости от прозрачно-синего неба и пряного запаха трав. Впрочем, Мария не возражала остаться с тетей Даритой и ее дочерьми. После трагических событий, которые девочке пришлось пережить, она отдыхала среди них и душой и телом.
По общему с братом решению, к горам с нами отправилось всего с десяток воинов: двое из личной свиты Кристиана и восемь человек, внутренних войск Замка, что прибыли год назад вместе с Али и принцессой. Как таковая, охрана в этих землях, не требовалась никому из нас, но у аллотар были более строгие традиции, и лишний раз ослаблять их почтение не стоило.
После приступа, свидетелем которого Кристиану пришлось стать, его отношение ко мне стало более трепетным, почти что таким, как в детстве. И, хотя на сей раз я действительно испугалась, его внимание стоило того. Небо подарило шанс побыть некоторое время слабой и беззащитной, и я твердо знала, что подобная возможность на моем жизненном пути была последней. К счастью, ни Шаддан, ни брат, так и не поняли до конца, что именно мне придется совершить в конце…
Грядущее было для меня отныне столь же очевидно, как уже произошедшее. Не знаю, зачем я получила столь опасный и тяжелый дар… Возможно, требовалось время, чтобы смириться и дорасти до предназначенного… Однако, имей я выбор, то отказалась бы от этого знания.
Несмотря на то, что год жизни, проведенный в стенах Черной крепости, выдался на редкость счастливым, я вздохнула с облегчением, когда одинокая скала с темными стенами исчезла за холмами. Все мое внимание переключилось на горы. Их бесконечная гряда была высечена в памяти до конца дней, но я никогда не думала и не надеялась, что однажды достигну их и смогу прикоснуться. Теперь и эти мечты сбывались. Вряд ли на земле был еще один человек, чьи пожелания исполнялись с такой точностью, как у меня. Может это была своеобразная компенсация за слезы, которые периодически приходилось проливать литрами, а может, я просто умела мечтать более или менее непритязательно. По моему разумению, для счастья требовалось совсем не много: любовь в сердце и относительное спокойствие в душе. Недостатка любви я никогда не ощущала, а в тревогах, чаще всего, была виновата сама - то была расплата за неумение и нежелание думать.
Костер разгорелся на славу. Длинные рыжевато-красные языки пламени, изгибаясь, плясали под черным звездным небом. Даже луна, застывшая тонким серпом, не дерзала соперничать с озарившим степь факелом. Стрекотали наперебой сверчки, изредка затихая, чтобы огласить степь еще более дружным пощелкиванием. Дочь дышала покоем…
Положив руки за голову, я смотрела в небо, подернутое пленкой жара, и звезды вальсировали, как живые. За светлым кругом, шелестели травы, вторя в унисон шипению костра костра. Один из офицеров-аллотар, мужчина лет тридцати, с пышной рыжей шевелюрой и такого же цвета короткой бородой, приятным баритоном напевал какую-то древнюю балладу. При Миэле, не только письменность, но и фольклор были под строжайшим запретом. Однако народ мужественно сохранял свою культуру, тайно передавая из поколения в поколение. Именно благодаря этому мужеству, Карл когда-то сумел узнать от княжны печальную историю Дайны, и исправить роковую ошибку.
Плавая, как на волнах в легкой дремоте, я слушала вплетенную в слова гордость и боль некогда униженного и почти уничтоженного народа, и понимала, что тоже являюсь частью слившихся рифм и нот. Я именовалась Бонарой - той, которая правит, и моего появления в степях Княжества ожидали многие сотни лет…
Почему-то очень отчетливо вдруг вспомнилась та тревожная ночь, перед встречей с Кристаном, удивление моих спутников, когда они узнали кто перед ними, и лицо брата в свете костра… Я чуть не умерла от радости, когда увидела его! Это был поворотный момент в том безумном походе - именно тогда появилась уверенность, что небо на нашей стороне. На том отрезке жизни, приходилось идти со слепым отчаянием и призрачной надеждой на пророчество, обещавшее уничтожение Совета. Теперь все было иначе. Я знала и дорогу и ее конец… Осталось узнать лишь начало, чтобы увидеть карту целиком. Картина должна была сложиться, и я должна была стать ее первым и, быть может, последним зрителем.
