Олаф Бьорн Локнит - Пожиратели плоти
Подняв голову, Вайд заметил, что у приоткрытой каменной двери стоит Ольтен, нерешительно глядя на своих спутников. Молодой кордавец подумал, что принц хочет помочь им, но не осмеливается, зная нелюбовь к себе некоторых членов отряда. Вайд весело махнул юноше рукой.
– Иди к нам, Ольтен! – улыбаясь, крикнул он. – Поможешь Ларго с костром. Чем быстрее мы управимся – тем раньше устроим пир!
– Знаете, Тандиль умер, – негромко сказал принц, и в наступившей тишине все услышали, как ветер продолжает выдувать из старых камней заунывную, как окружающий мир, ноту.
* * *
Эсканоба и Ларго, действуя мечами, вдвоем выкопали могилу своему товарищу. Завернутое в форменный плащ тело молодого гвардейца бережно опустили в нее, уложив умершему на грудь его меч с клеймом Дракона. Похоронные обряды, проводимые жрецами Митры, обычно бывали долгими и торжественными, сопровождаясь молитвами и песнопениями. Но солдаты, видевшие смерть слишком часто, чтобы уделять ей много времени, создали свой обряд, простой и короткий, вершимый, по обычаю, командиром или оставшимися в живых соратниками. Все участники отряда, даже больной мастер Энгус, собрались во дворе крепости проводить своего товарища в последний путь. Эсканоба вышел вперед, встав у самого края открытой могилы, и заговорил:
– Я не знаю, какие боги правят этим миром. Но, раз здесь существует смерть – значит, Нергал услышит голос тех, кто когда-нибудь тоже придет на его равнины. Мы обращаемся к тебе, Владыка Смерти – прими под свою руку человека по имени Тандиль, над которым теперь не властны ни Митра, ни Иштар, ни другие боги или демоны. Позволь ему войти на Равнины Мертвых и слиться с другими тенями, чтобы обрести покой. Мы, остающиеся, приносим тебе жертву, надеясь на твою милость к уходящему.
При этих словах Ларго кинул в костер несколько ломтей мяса змееящера, которые зашипели на углях, распространив вокруг запах горелой плоти.
За самый дальний незримый порог,
В равнины, где вечный покой,
Уходит умерший, чей путь пролег
Невидимой глазу тропой.
Свершились его земные пути
В известный Нергалу срок.
А мы остаемся, чтоб дальше идти
Под гнетом своих тревог.
Знающие слова Ларго и Чепозус вторили Эсканобе, остальные молчали, глядя перед собой. С последним словом то ли короткой песни, то ли молитвы Эсканоба и Ларго вонзили обнаженные мечи глубоко в песок, завершая обряд. Могилу засыпали, сверху Ларго установил камень, выпавший когда-то из кладки крепостной стены.
«Тандилю суждено даже после смерти лежать в земле чужого мира,» – подумалось Вайду, и он содрогнулся от мысли, что, может быть, и им всем уготована та же участь. Почему-то возможность умереть в своем мире казалась ему сейчас едва ли не наградой.
На следующее утро отряд покинул заброшенную крепость, где осталась могила их товарища, и двинулся к далеким горам. Конан, Ларго, Эсканоба и Шеки несли запасы вяленого мяса змееящера, которыми им предстояло питаться до тех пор, пока они не доберутся до более плодородных мест. У каждого на поясе висела кожаная походная фляга, полная теплой, тухловатой на вкус воды, набранной в засыхающем источнике. Воду приходилось расходовать с большой осторожностью, поскольку вместимость фляг была не слишком большая, а пополнить их содержимое было негде. Вайд и Чепозус вели мастера Энгуса, перед выходом бодро утверждавшего, что он готов шагать хоть целый день, а теперь обессилено висевшего на руках своих спутников. Ольтен еще опирался на плечо Шеки, но было видно, что идет он гораздо легче и уверенней, чем раньше.
После устроенного в полдень привала мастер Энгус не смог подняться на ноги. Набравшись мужества, он просил оставить его здесь и не тратить силы на беспомощного больного, но Конан досадливым жестом оборвал начатую мастером речь самопожертвования. Из плащей кое-как соорудили подобие носилок, которые тащили Шеки и Ларго, отдав свой груз Чепозусу и Вайду.
Тоскливая ночевка посреди голой равнины, когда даже не из чего развести костер – и отряд вновь двинулся дальше. Временами им встречались следы детенышей змееящера, ведшие в том же направлении. Цель их пути заметно приблизилась, уже можно было оценить высоту гор и расстояние до них. Конан прикинул, что они достигнут предгорий через пару дней. Оставалось лишь надеяться, что эти горы – не бесплодные скалы, и там действительно найдется вода и растительность.
В их вторую ночь в пустыне умер мастер Энгус. Он ни на что не жаловался, ни о чем не просил, и сидевший рядом с Энгусом Вайд даже не сразу заметил, что больной уже перестал дышать. Видимо, переход в другой мир, который легко выдержали его более молодые спутники, оказался для пожилого мастера роковым.
Наутро Вайд сам выкопал могилу своему умершему другу. Слушая, как Эсканоба произносит слова похоронного ритуала, Вайд с горечью думал, что, если бы он не посвятил Энгуса в тайну Руазеля, сейчас неунывающий мастер был бы жив и проводил опыты со своим «гремучим песком», секрет которого унес с собой на Равнины Мертвых. Вайду казалось, что каждая смерть в отряде тяжким грузом ложится на его душу, обвиняя неудачливого мага в том, что он не справился со своей задачей и обрек товарищей на мучения и гибель. Если бы сейчас Вайду встретился открывший Портал Тот-Амон – он задушил бы стигийца голыми руками и не поморщился.
В пустыне не нашлось даже камня, чтобы отметить место последнего пристанища Энгуса. Тогда Вайд вытащил из ножен саблю и воткнул ее в песок над могилой мастера. Взглянув на это, Конан неодобрительно покачал головой, но ничего не сказал.
Еще день пути, долгий и безрадостный. Воды во флягах оставалось совсем немного, и людей начала одолевать жажда. Жесткое копченое мясо змееящера уже не лезло в горло. Ночью, дежуря, Вайд заметил вдалеке какие-то огоньки – но решил, что ему померещилось.
На четвертый день пути рассыпавшийся отряд измученно брел вслед за своим командиром, когда Конан неожиданно остановился, напряженно глядя вдаль. Вайд оторвал взгляд от истершихся носков своих сапог и поднял голову. К ним приближались какие-то черные точки. Вайд моргнул – точки не исчезли, а, наоборот, все увеличивались в размерах.
– Может, это змееящеры? – хрипло выговорил Ольтен первые за сегодняшний день слова.
– Змееящеры большие, мы бы их уже ясно различили, – пробормотал Ларго, слизывая кровь с потрескавшихся губ.
Сощурившись, Вайд вглядывался в даль, пока глаза не заслезились. Сомнений быть не могло – он разглядел, кто к ним приближается.
– Это не змееящеры, – проговорил Вайд, с трудом ворочая распухшим от жажды языком. – Это какие-то всадники. И они нас заметили.
