Гай Орловский - Ричард Длинные Руки – коннетабль
Спускались долго, каменные стены справа и слева все поднимаются, мы ушли от жуткого жара раскаленного небосвода, зато далеко внизу я увидел полоску огненной лавы.
Тонкий ручей вытекает из подножия скалы, но огромные камни и упавшие скалы заставляют менять русло. В одном месте в петле образовалось целое озеро, лава кипит, бурлит, там сгорает сам воздух, а ветерок доносит жар.
Я со всех ног спешил за мышцастой женщиной, но она, как нарочно, держит дистанцию, чтобы я не доставал вопросами. В какой-то момент из стены вышла огненная фигура в полтора моих роста. Пахнуло жаром, фигура вся из крупных, неведомо как сцепленных раскаленных пурпурных углей, между ними быстро вспыхивают и гаснут оранжевые язычки огня. Не обращая на меня внимания, огненный человек прошел через дорогу.
Джильдина оглянулась, зачуяв неладное, но огненный человек уже входил в противоположную стену, а я стоял, глядя на него.
Я сказал торопливо:
– Извини, не хотел бежать, а то сбил бы этого парня с ног!
Она смотрела на меня, широко раскрыв глаза.
– Ты… да как ты уцелел?
– А просто, – ответил я лихо. – Он вышел вон оттуда, я сказал "драсьте". Он тоже сказал "драсьте" и вошел вон туда. Все б такими вежливыми были!
Я посмотрел на нее с укором, намек, мол. Она покачала головой.
– Да… видимо, ты настолько дурак, даже Король Огня побрезговал тебя сжечь… Ладно, не отставай. Нельзя, чтобы здесь нас застала ночь.
– А так романтично, – пробормотал я, – как при свечах!
– Разве что для дураков, – бросила она зло.
– Эх, – вздохнул я, – все лучшее – дуракам…
Спускаясь ниже, я уже видел, что идти придется возле самой огненной реки: с другой стороны отвесная стена, оплавленная настолько, что стала гладкой и блестящей, как стекло, муха не уцепится.
Жар усиливался, я закрывал лицо ладонями, на огненную реку старался не смотреть, а там из огненного ада вынырнул на огромном храпящем коне закованный в металл всадник, во вскинутой руке огромный топор с красным лезвием, промчался через огонь, навстречу две исполинских змеи, он срубил головы одним ударом и пропал в том же адовом огне через несколько конских прыжков.
Джильдина бросила мне резко:
– Не отвлекайся! Смотри под ноги.
Я посмотрел и едва успел перепрыгнуть узкую, но настолько глубокую расщелину, что, кажется, идет до ядра планеты.
– А он… не выскочит?
– Мираж, – сказала она отрывисто.
Я охнул, но смолчал, а руку, на которую брызнула пара капель змеиной крови, поспешно вытер о штаны. Интересные здесь миражи: с грохотом копыт, воняющие, оставляющие материальные следы…
Глава 12
Огненная река осталась позади, снова начался изнурительный подъем, но я терпел, зато удаляемся от жара, а я, оказывается, жар тоже не очень уж обожаю.
Бодибилдерша прошла мимо подозрительно плоского камня, не глядя, я же всмотрелся внимательно: а чего он тут такой, и по камню, словно ощутив пристальный взгляд, пошла странная рябь, побежали каменные волны, наконец проступили причудливые знаки.
Я остановился, шварценеггерша сделала несколько шагов, оглянулась.
– Что застрял?
– Зачитался, – объяснил я. – Люблю читать! Я ж грамотный, знаешь?.. Как олень. Как начну, бывало, читать, так читаю-читаю-читаю…
Она быстро вернулась, ее взгляд вперился в выпуклые знаки, такие с виду древние, будто их начертал лично Саргон Аршарунибал Навуходоносор.
– Что за… откуда оно?
– Из камня, – объяснил я.
– А на камне?
– Руны, – объяснил я безапелляционно. – Все непонятное – руны! И откуда они – никто не знает, даже Один. Хотя, нет, руны уже отстой, сейчас каббала рулит на подиумах, тусовках и в гламуре. Тоже от грамотности, как же иначе! Все беды от грамотных, говаривал Экклезиаст. Чтоб зло пресечь, собрать все руны бы да сжечь, так он сказал… И рунистов заодно. Под пляски и пение гимна.
Она осмотрела камень с подозрением.
– Ладно, – сказала зло, – не кусается, и ладно. Не отставай!
Я поспешил следом, а перед глазами эти каббалистические руны шевелятся, подрагивают, я уже смутно чувствовал, как вернее переставить знаки в головоломке, а когда сошлось, они вспыхнули серебристым огнем. Дальше оставалось всего лишь перевести с древнего языка, тут пригодились знания, что почерпнул в книге чародея Уэстефорда, и вскоре в мозгу вспыхнуло: "Финита рэд!" То ли заклятие, то ли заклинание, знать бы еще, когда и в каком случае понадобится.
Широкая спина перед глазами то приближается, то отдаляется, тугие мышцы красиво перекатываются, плечи разнесены в стороны так далеко, что во мне просыпается эстет.
– Мне повезло, – довольно разглагольствовал я. – Спрятаться за широкой женской спиной – разве не высшее счастье для мужчины? Можно, конечно, схорониться и за спиной мужчины, но тогда надо либо менять ориентацию, либо признавать, что да, он сильнее, а ты – слабак, что вообще-то для любого мужчины горше самой горькой редьки… Кстати, всегда интересовался, что это? Редиску знаю, а редьку…
Она бросила через плечо, не оборачиваясь:
– А почему за женской лучше?
– Как это? – воскликнул я. – Нет же конфликта! Ты – женщина, я – мужчина, никакого соперничества! А между мужчинами всегда и везде – кто круче, у кого длиннее, кто чаще, кто пьяную жену босса отвозил домой коллегам на зависть… Ты женщина, ближе к природе, потому идешь впереди, это же естественно, Фатима! А я, как стратег и мыслитель, топаю позади, это закон больших чисел и трансцендентной логики.
Я даже по мускулистой спине бодибилдерши видел, как она поморщилась. И спина тоже. Нет, скривилась, словно хлебнула уксуса из большого ведра.
– Сколько непонятных слов… И все равно дурак дураком.
– Зато дураки и безумцы, – сказал я, – всегда говорят правду! А на тебе из-за того, что я дурак, лежит добавочная обязанность.
– Какая еще?
– Вести меня, – ответил я кротко. – Это твое право, обязанность и прерогатива: вести за собой дурака! Или дураков. Нас же много. Мы – общество. Нам лучше мэйк лав, чем во. Мы – простые, мы – народ.
Она не слушала, быстро взбежала на гребень, но не встала там в красивой позе, озирая из-под руки окрестности, а сразу плюхнулась животом на камни и начала тщательно всматриваться в долину внизу.
Я карабкался к ней, размышляя, что она все-таки крепкий орешек. Трудно считать дураком человека, который восхищается нами, но она устояла. Или из упрямства делает вид, что устояла. Ведь дурак, который нас похвалит, уже не кажется таким уж дураком, а я только и делаю, что хвалю и расхваливаю. Кремень, а не женщина.
