Фаня Шифман - Отцы Ели Кислый Виноград. Второй Лабиринт
Последующие несколько суток после событий в «Шоко Мамтоко» остались в памяти Ренаны фантасмагорическими обрывками — словно странный сон, от которого никак окончательно не пробудиться.
Вдруг она обнаружила, что лежит на спине на своём диване в маленьком салоне их с Ширли квартирки в общежитии, и рядом сидит хмурая Хели. Она что-то говорит, но Ренана воспринимает только её сильный акцент и, жмурясь, повторяет: «Не надо…
Не хочу… Я боюсь…» — «Чего ты боишься? Нечего уже бояться…» — и, отвернувшись, неожиданно всхлипнула. — «Где Ирмуш?» — «Их с Ноамом сегодня должны отпустить… Папа тебя на несколько дней отвезёт домой, с директором ульпены он договорился…» — «А где Шир?» — Ренана приподнялась и оглянулась на диван Ширли, но там никого не было. — «Её, вроде, домой отвезли… — Хели отвела красные глаза, потом пристально глянула на Ренану и зачастила: — А как ты?
Больше суток проспала, стонала, металась, проснулась, наконец!..» — «Больше суток? Не может быть… Я беседер… Немного голова тяжёлая…» — «Ещё бы! — столько проспать!» — «Но я должна знать!.. Ты что-то скрываешь!» — голос Ренаны зазвенел.
Хели вздохнула и заговорила: «О-кей… Когда ты дала пощёчину этой жуткой девице, похожей на помесь рыбы с крокодилом… а может, немножко раньше… В общем, Ширли кто-то толкнул, она упала. Сама не знаю, как мне удалось вытащить тебя из возникшей свалки, вывести оттуда, подальше от толпы. А Ноам увидел, что Ширли под чьими-то ногами, рванул в самую толпу, схватил её за руку… вроде поднял…
Кто-то их растаскивал… Сама же знаешь, как твой брат «умеет» драться! Он только и успел поднять Ширли, как его схватила полиция. В участок привезли всех вместе — сестриц Ликуктус с нашими мальчиками… Ширли, наверно, ушиблась при падении, или кто-то её в этой свалке ногой по голове задел. Как я поняла, её из рук Ноама подхватили и спасли от полиции, а потом отвезли в больницу. То есть её точно не арестовали. Словом, вам с нею удалось выскочить…» — «Но она же, наверняка, не хотела домой! Ведь теперь братья могут её запереть в доме… после всего! И не пустят в ульпену!» — воскликнула Ренана. — «Не думаю, что они будут решать! Есть же папа с мамой! — пожала Хели плечами и неожиданно проговорила хриплым голосом: — Максима тоже арестовали, даже раньше, чем Ирми и Ноама — его Антон сдал. И обвиняют его — не поверишь! — в нападении на полицейского…» — «Максима?!» — Ренана села в постели. — «Да, Максима! Но больше о нём ничего не знаю… — Хели помолчала, потом проговорила: — Как только мальчиков отпустят, они с твоим папой сюда приедут за тобой, Ирми отвезёт вас домой… Ты, я вижу, почти оклемалась, длительный сон на пользу пошёл».
* * *Бенци и Ноам молча сидели на лавочке возле калитки общежития меирийской ульпены, ожидая, когда выйдут Хели и Ренана. Наконец, они обе появились. Бенци потрясённо смотрел на лицо дочери, одновременно осунувшееся и опухшее. Он подошёл к ней, поглядел на неё и тихо спросил: «Ну, девочка моя, зачем ты?.. Я не ругаю тебя, просто хочу понять — почему ты не сдержалась и влезла в эту глупую драку, да ещё с… Мы же с мамой всю жизнь учили тебя сдерживаться…» — «Папочка… Ты же не знаешь, как они меня оскорбляли… Окружили и такие гадости нашёптывали, угрожали, запугивали… Это невозможно было выдержать!» — «Тише, дорогая моя…
Только не называй ничьих имён, ничего не спрашивай, просто не называй: нас предупредили…» Ренана удивилась, но продолжила: «Тов… Всё равно они первые начали, а она… ну, младшая… э-э-э… меня сильно толкнула. Я и не сдержалась!..» — «Да, мне ребята рассказали. А в газетах пишут, что ты вроде как оскорбила происхождение… э-э-э… ну, этой журналистки, которая… Далила… — Бенци немного покраснел. — Неужели это правда?» Помолчав, он проговорил: «Ну, пошли, что ли… По дороге расскажешь… — понизил голос: — И говорить будет легче…» Они медленно направились за ворота. Хели с Ноамом шли немного позади и беседовали. Хели, расспрашивая его, пыталась незаметно выведать, не знает ли он, что с Максимом. Ноам сокрушённо покачал головой, пробурчав, что знает только одно — Максима обвиняют в нападении на полицейского. Это Хели и сама знала.
Ренана между тем тихим голосом отвечала на вопросы отца: «Я, честно говоря, даже не слышала, что они там вопили — после того, что мне Ме…» — «Тише, доченька, не называй никаких имён…» — опасливо прошептал Бенци. Ренана осеклась, помолчала и продолжила: «А это мне никогда даже в голову бы не пришло, честно, папуля! Вот мы же отлично дружим с Максимом, он близкий друг Ноама! Разве тебе ребята не рассказали? Ну, а я… это правда! — врезала… За всё! Ты бы знал, как она нас оскорбляла! На нас уже все оглядывались и смеялись над нами…» — упрямо повторяла Ренана, глядя отцу прямо в глаза. Бенци с тревожной лаской и болью смотрел на дочь, укоризненно качал головой и прошелестел одними губами: «Он же мой сотрудник, мы с ним чуть не каждый день на работе сталкиваемся в коридоре…» — потом ласково дотронулся и погладил её руку. Ренана меж тем шептала: «Она мне шептала, что они потребуют суда… и… э-э-э… добьются… ну, чтобы меня врач осмотрел…» — «То есть как?» — поднял отец брови. — «Она мне прямо в ухо шипела, что после этого осмотра мы ничего не сможем доказать… и Ирми обязательно засудят за совращение… а меня из ульпены исключат с волчьим билетом… Они, мол, знают, как такие дела делаются… Я боюсь, папа…» Бенци ничего не сказал, лишь ощутил, как грудь ему захлестнул холодок, голову сжало клещами страха, а щёки опалило жаром. Он остановился, ощущая, что надо перевести дух, остановилась и Ренана, умоляюще и вопросительно глядя на отца. «Ну, что ты, дочка! — сглотнув, еле выговорил он, стараясь выглядеть спокойным: — Никто не заинтересован устраивать шум по этому поводу. Не беспокойся: они совсем не всесильны! Ребята случайно слышали, что высшие чины в полиции говорили: им ни к чему сейчас волнения ни в религиозном секторе, ни на «русской улице».
Полуофициальная версия — вся эта история с романтической окраской на данном этапе не представляет общественного интереса. Разве что Офелия, как всегда, старается в прессе эту историю раскрутить, сделав главный упор, конечно же, на романтической окраске! Но, кроме этого, ничего и не будет».
Бенци слабо улыбнулся и снова покачал головой: «Ты у меня вообще известная драчунья! — и грустно прибавил: — Ох, доченька… Помнишь? — Ноама побили, нос ему сломали, а штраф я платил. А теперь… вас оскорбили при всех — и опять… мы виноваты… И Ноам ни за что попал в тюрьму… Они хотели вас, девчат, прикрыть… Ты это понимаешь?» Ренана опустила голову. «А мама… — продолжал отец, не глядя на неё, — Мы уж ей говорить боимся… Дедушка с бабушкой осторожно… да и то не всё…» — «И не надо ей знать лишнего… Она меня всё равно не поймёт…» — буркнула Ренана, опустив голову. — «Ну, зря ты так… Она очень за тебя переживает! И за Ноама, конечно…» — укоризненно покачал Бенци головой. — «А как там наш Бухи?» — Ренана перевела разговор на другую тему. — «Ну, Бухи… он, как всегда, хулиганит, лапочка!.. — ласково улыбнулся Бенци и тут же возбуждённо заговорил: — Близнецы у участка устроили демонстрацию с гитарами и с шофаром… И твои подруги по ульпене тоже пришли поддержать ребят… А с Максимом… Я не верю, что это он напал на полицейского… В толпе ходили слухи, что его сдал один из «своих»… который был вместе с зомбиками». — «А мы знаем, кто это…» Ренана не решилась задать отцу самый важный для неё вопрос, но тот её прекрасно понял и опередил: «Нас Ирми отвезёт домой, вон, его машина ждёт…» Сердце Ренаны тревожно забилось.
