Майкл Муркок - Месть Розы
– Хорошо, – сказала принцесса Мишигуйа. – Ты прекрасно подходишь для того, чтобы сражаться с Хаосом. Ты можешь идти с нами.
– Я тоже пойду с вами, – сказала Роза. – Мои способности к магии исчерпаны, но я много раз сражалась с Хаосом и, как вам известно, осталась в живых. Позвольте мне взять с собой в сражение мой Быстрый Шип и мой Малый Шип. Потому что, если нам суждено умереть, я предпочла бы погибнуть, исполняя свой долг.
– Пусть будет так, – сказала принцесса Шануг’а, вопросительно взглянув на своего соплеменника. – Пять мечей против Хаоса или шесть?
Элрик продолжал смотреть на ужасающую армию, в которой словно бы воплотилось все непристойное, злобное, жестокое, алчное, что есть в человеческой расе. Его передернуло, и он отвернулся.
– Конечно, шесть. Но чтобы победить их, нам потребуются все наши силы. Я подозреваю, что здесь мы не видим всего, посланного против нас Хаосом. Но и я тоже использовал еще не все…
Он поднес руку в кольчужной рукавице к губам, размышляя о том, что ему только что пришло в голову.
Потом он сказал:
– Остальные могут оставаться здесь и бежать в случае опасности. Я вручаю твоим, господин Уэлдрейк, заботам матушку Пфатт и Коропита Пфатта, а также Фаллогарда…
– Но, мой господин, я вполне способен и сам… – начал было этот неряшливый идеалист.
– Я ни в коем случае не ставлю под сомнения твои способности, – сказал Элрик, – но у тебя нет опыта в таких делах. Ты должен быть готов к бегству, поскольку у тебя нет средств защитить себя или своих близких. Твои способности помогут тебе найти путь для бегства, прежде чем Хаос обнаружит тебя. Послушайся меня, господин Пфатт: если ты увидишь, что мы терпим поражение, ты должен будешь бежать из этого мира! Используй все свои возможности, чтобы найти средства для побега… И возьми с собой остальных.
– Я никуда не побегу, если Чарион останется здесь, – твердо сказал Уэлдрейк.
– Ты должен это сделать. Ради нас всех, – сказала Чарион. – Ты будешь нужен дяде Фаллогарду.
Но по поведению Уэлдрейка было ясно, что он принял решение на сей счет и не собирается его менять.
– Лошади для нас готовы – они внизу, в конюшне, – сказала принцесса Тайаратука. – Шесть лошадей из меди и серебра, как того требует сплетенная нами материя рун.
Уэлдрейк смотрел, как уходят его друзья. Та часть его «я», которая не нравилась ему, была благодарна за то, что ему не нужно идти с ними и сражаться с таким жутким врагом. Другая его часть рвалась в бой вместе с ними, жаждала принять участие в этой космической схватке, а не просто быть ее летописцем…
Чуть позднее, когда он стоял, опершись на перила балкона, и смотрел за медленным, жутким продвижением этой злобной, жестокой силы, уничтожающей все на своем пути и почти не получающей удовольствия от причиняемых ею разрушений, внизу в тени утеса мелькнули шесть фигур на гнедых с серебряными гривами лошадях – они без колебаний направились в кристаллический лес. Элрик, три сестры, Чарион Пфатт и Роза, прямо сидевшие в седлах, бок о бок поскакали навстречу битве с этим жестоким и коварным злом, навстречу битве за само свое будущее, за свою историю, за память о том, что они когда-то существовали в этой огромной мультивселенной…
Видя это, Уэлдрейк отложил свое легкое перо. Он не стал сочинять величественную поэму о подвиге этих шестерых отважных всадников, вместо этого он принялся страстно молиться за жизнь и души своих дорогих друзей.
Гордость за товарищей вместе со страхом за них лишили маленького поэта дара речи.
Он видел, как Роза отделилась от товарищей и поскакала впереди. Наконец она оказалась всего в нескольких ярдах от первых раскачивающихся паланкинов этих огромных боевых животных, которые являли собой наполовину млекопитающих, наполовину рептилий. Именно таких постоянно использовал Хаос в своих сражениях. Они, учуяв что-то, поворачивали к ней свои глупые головы, их губы и ноздри поблескивали лимфатической жидкостью, которая капала из отверстий в их телах, оставляя склизкий след, по которому шли за ними другие. Они уже чуяли это чуждое им тело, к которому еще не прикоснулся Хаос, не искалечил его своей жестокой и небрежной изобретательностью.
Потом из переднего паланкина, увешанного человеческой кожей и другими чудовищными трофеями, высунулась голова и бросила взгляд на Розу, скачущую впереди.
Уэлдрейк сразу же узнал этот шлем.
Он принадлежал Гейнору, бывшему слуге Равновесия.
Ищущий смерти Гейнор прибыл лично, чтобы насладиться зрелищем агонии самых сильных своих врагов.
Глава четвертая
Битва в кристаллическом лесу: ВОзрожденный Хаос. Плетеная женщина. На Корабль, Который Был
– Принц Гейнор, – сказала Роза, – ты со своими воинами вторгся на эту землю. – Говорила она официальным тоном, в котором тем не менее звучало нескрываемое раздражение. – Мы приказываем тебе убраться отсюда. Мы здесь для того, чтобы изгнать Хаос из этого мира.
Гейнор холодно ответил:
– Прекрасная Роза, увидев, насколько велики наши силы, ты совсем потеряла разум. Ты должна прекратить всякое сопротивление, моя госпожа. Мы пришли сюда, чтобы навечно установить здесь власть Гейнора. Мы предлагаем тебе милосердие мгновенной смерти.
– Это милосердие – ложь, – сказала Чарион Пфатт с седла своей среброгривой лошади, стоявшей в ряду с другими. – Все твои слова – ложь. А если что и не ложь, то чистой воды тщеславие.
Таинственный шлем Гейнора медленно повернулся в сторону молодой женщины. Проклятый принц издал низкий самоуверенный смешок.
– Твоя смелость так наивна, дитя. Но она ни в коей мере не достаточна для оказания сопротивления той силе, что находится во власти Хаоса. Что находится в моей власти.
В голосе Гейнора слышались какие-то новые нотки, какая-то новая уверенность, и Элрик с беспокойством подумал о том, что может стоять за этим. Гейнор, казалось, верил, что его положение неуязвимо. Неужели за его спиной стояли еще какие-то Владыки Хаоса? Может быть, предстоящее сражение – начало великой войны между Законом и Хаосом, той самой войны, о наступлении которой на протяжении последних столетий так много говорили оракулы?
Элрик, увидев, как Роза приподнялась в седле и извлекла свой меч – Быстрый Шип, не мог не восхититься самообладанием этой женщины; ведь она стояла перед тем, кто предал ее и был причиной мучительной смерти всех ее соплеменников. Она стояла перед ним, но никак не демонстрировала своего презрения, своей ненависти к нему. И все же два раза он одержал верх над нею, хотя дело и не дошло до окончательного поражения, и это она давала ему понять теперь. Может быть, воспоминания об этих победах и были причиной его нынешней бравады? Может быть, он пытался убедить противника, что в его распоряжении гораздо больше силы, чем на самом деле?
