Redhat - Жизнь замечательных братьев
— Ладно, Марси, я постараюсь, — пробурчал Руди; повернувшись спиной к брату, он возился с пуговицами.
— Рудольф, чего ты копаешься? Тебя же ждем, чтобы вода не остыла, — стуча зубами, проныл Рабастан. Он уже разделся и сидел на бортике квадратного бассейна, обхватив руками прижатые к груди колени.
— А ты не жди, мойся первым — я потом… после, — странным тоном ответил старший Лестрейндж, поспешно застегивая рубаху и натягивая мантию.
— Нет уж, хозяин Руди, полезайте сразу и вы – топливо надо экономить! – вмешалась Марси. – Знаю я вас – батюшка в могилу, так вы весь лес на дрова пустите! Ну‑ка! – домовиха щелкнула пальцами: взмахнув рукавами, с Родольфуса слетела мантия, а следом за ней и потерявшая несколько пуговиц рубаха. Родольфус ойкнул и спрятал за спину обнажившуюся левую руку.
— Что это? Что там у тебя – покажи! – встрепенулся Рабастан. Он подбежал к брату, но Руди увернулся и, схватив с крючка полотенце, быстро замотал предплечье.
— Ага–а, вот оно что!! Думаешь, я такое не видел?! – воскликнул Раба, мертвой хваткой вцепившись в руку Родольфуса. – Показывай!! Она как у Дохлова, да? И шевелится?
— Оба в ванну, сей секунд!! – заверещала эльфийка. – Мальчишки несносные, воспаление легких захотели?
— Покажи–и–и! Ого–о–о!! – выдохнул Рабастан. – Ты из‑за нее не можешь идти в Хогсмид?
— В общем‑то… да, — посуровел старший Лестрейндж. – Я кое в чем ошибся. И теперь… мне лучше затаиться до весны.
— Все равно, это дракловски здорово!! – Родольфус горько ухмыльнулся и подтолкнул брата к полному воды бассейну. – Долохов больше не будет задирать нос, и Белла тоже! Кстати, ты на ней женишься, или нет?
— Наверное, придется, — сквозь зубы процедил Руди, но Раба не расслышал его: он нырнул и, смешно надув щеки, принялся пускать пузыри.
Той ночью Родольфусу Лестрейнджу не спалось. С тех пор, как он проводил до камина не перестававших спорить нотариусов (Фицрою как самому болтливому пришлось чуточку стереть память), Руди не мог отделаться от гнетущих мыслей. Камин давно потух, за окном снова пошел снег. В третьем часу господин Чужаков сел в постели, подпер кулаками небритый подбородок и задумался о барышне Чернышевской, от брака с которой идиотским образом зависела судьба целого состояния. Вдруг послышался слабый стук в дверь, и спустя мгновение из‑за нее выглянул взъерошенный Рабастан с подсвечником в руке.
— Ру, к тебе можно?
— С каких это пор ты стучишься и спрашиваешь? Давай, а то тут холодно, — Родольфус поправил колючее одеяло и призвал из шкафа еще один плед. – Почему ты не спишь?
— Да так… – замялся Раба; он залез на кровать брата и сел по–турецки, завернувшись в шерстяное покрывало. – Я тут подумал… Руди, переведи меня в Дурмштранг.
— Что–о?! – не поверил своим ушам Родольфус. – Зачем? Чтобы ты шлялся где ни попадя? Кто тебя надоумил – Антонин? Или…
— Нет, я сам. Я уверен, мне там будет лучше, я же тебе писал…
— Так – кажется, я понял. Ты влип в какую‑то историю? – Рабастан молча потупился. – Побил, заколдовал кого‑нибудь? Оскорбил преподавателя? Нет? Что же тогда, драклы тебя дери?!
— Япроболталсябартичтотыупсионтеперьнеотстает.
— Чего? Ну‑ка, повтори по–человечески!
— Я… рассказал Барти… Бартемиусу Краучу, он поступил на Слизерин, что ты это… на службе у… ну, ты понял. И он теперь не отстает, грозится все передать отцу, если…
— Если что? – прошептал белый как мел Родольфус.
— Если мы не возьмем его в команду! А Стив сказал, что Барти придурок, тощий сдыхлик, а нам такие не нужны! – в отчаянии воскликнул младший Лестрейндж. – Он ненавидит своего отца, но все равно наябедничает, если мы не будем с ним дружить!
— Драклово отродье!! – заорал Руди. – Болтун проклятый! Ты хоть понимаешь, во что меня втянул, бестолочь?! Бартемиус Крауч – начальник аврората, мантикора тебя… – Лестрейндж схватил брата за шиворот и отвесил ему подзатыльник. – Проваливай, собирай вещи – видеть тебя не хочу!!
— Ру–удо–ольф, – заплакал мальчишка, – ну прости, пожалуйста! Я больше не бу…
— ВАЛИ ОТСЮДА!! Чтоб духу…
— Снейп ему память стирал! – сквозь слезы выкрикнул Рабастан; Руди замер с занесенной для следующего удара рукой. – Только мы не знаем, получилось или нет. Север очень разозлился, сказал, что от меня… одни проблемы. Переведи меня в Дурмштранг, всем же лучше будет!
— Кретин несчастный, — уже спокойнее произнес Родольфус, – ты моей смерти хочешь? Погоди, я напишу Снейпу – не дай Мерлин, там что‑нибудь не так! Посажу в подвал на хлеб и воду!! А теперь марш спать – и больше не заикайся о том, чтобы бросить Хогвартс!!
Раба повесил голову и побрел к дверям, шаркая дырявыми тапками. Но на пороге младший Лестрейндж обернулся и хмуро посмотрел на брата.
— Я видел тот пергамент с условиями. То есть, расшифровку. Чужаковы – это мы?
— А кто еще это может быть, скажи на милость! – съязвил Руди.
— Перестань. Я знаю, что ты не хочешь жениться на этой чокнутой, — тихо продолжал Рабастан, – и что без свадьбы не будешь тут хозяином. Рудольф, это бред.
— Какой ты, однако, догадливый, — огрызнулся Лестрейндж, глядя в темное окно.
— Ты не обязан этого делать. Раз так, давай просто уедем отсюда.
— Куда – в Дурмштранг? – грустно улыбнулся Родольфус.
— Неважно, хоть к драклам на рога! – оживился Рабастан. – Можно перебраться во Францию, или разыскать маминых родственников, или…
— Нет, — строго оборвал брата Руди, — я не дурак, чтобы отказываться от собственного замка. И не трус, чтобы улепетывать. К тому же, все равно ничего не выйдет – не забывай, кто я теперь, — Лестрейндж многозначительно одернул левый рукав пижамы.
— Тогда… – задумался мальчик. – Тогда давай я женюсь на Белле! Что ты ржешь – не сейчас, конечно, лет через десять…
— Так она и будет тебя дожидаться! – расхохотался старший брат. – Ох, Раба, мастер ты чушь молоть! Иди спать, ей–Мерлин!
— А ты на меня больше не сердишься? – спросил ободренный Рабастан.
— Непременно рассержусь, если ты не сгинешь отсюда через три секунды. Раз, два… – младший Лестрейндж рассмеялся и шмыгнул за дверь.
Снова оказавшись в одиночестве, Родольфус с удивлением заметил, что мрачное настроение будто улетучилось. Снегопад прекратился, среди редких облаков сиял тонкий серп месяца. Руди подошел к стрельчатому окну и, словно впервые, увидел побелевшие стройные сосны, черные камни возле ворот и простиравшийся до темного горизонта белоснежный пляж. У Лестрейнджа защипало в глазах; он постоял еще минуту, опираясь о подоконник, и задернул тяжелые шторы. Потом зажег новые свечи в канделябре Рабастана, сел за стол и написал письмо будущему тестю.
