Александр Данковский - Папа волшебницы
Шлепали весь день до темноты. Я устала, промокла и сбила ноги. Да еще и озябла — в этот дурацкий овраг солнце, по-моему, никогда не заглядывало, зато сырости было хоть отбавляй — и под ногами, и на листьях. Поэтому, когда, наконец, объявили вечерний привал, я дала, наконец, волю слезам. Рыдала взахлеб, с чувством, со всхлипами и причитаниями "что ж мне теперь делать?", хлюпая носом и размазывая слезы по далеко не чистой мордахе. Понимала, что глупо, но поделать ничего не смогла. Даже у магов нервы не железные, а я не маг. Домой хочу, к папе! И даже к маме, совсем домой!!
Меня утешать явился не только Дрик, но и Кирпич. Которого, как оказалось, звали мла Терроссиф. "Мла" — это вроде вежливого обращения или чина, я не поняла. А от моего произношения он морщился (особенно когда я иногда — благо, папа не слышит — говорила "мля"). Ну и ладно, сам тоже не Цицерон.
По-моему, опыта обхождения с плачущими девочками у него не было совсем. И он решительно не знал, что делать. Приказать замолчать — так я не солдат. Стукнуть — еще громче выть буду. Он не придумал ничего лучшего, как сунуть мне в руки что-то, что с большой натяжкой можно было назвать бутербродом. Эдакий кусок лаваша, в который завернута начинка. Между прочим, бутерброд был большим и теплым, хотя огня наши похитители, насколько я видела, не разводили. Начинка на вкус — вроде мясного рагу. И, наверное, с каким-то спиртным внутри или еще с какой-то гадостью. В общем, съев, я согрелась.
Дрик тоже не слишком уверенно выглядел в роли утешителя. А когда он ляпнул "А что бы сказала Лиина, если бы тебя увидела?", я на него просто вызверилась. И заявила, что Лиина бы меня поддержала, а "вам, мужчинам, не понять".
Потом сняла кроссовки. М-да, ничего особо страшного, но ноги растерты — в сырой обуви немудрено, да и тесновата для меня стала обувка за те месяцы, что мы тут торчим. А завтра опять идти.
Мои ноги заинтересовали зрителей не меньше, чем мои слезы. Терросиф-Кирпич куда-то ломанулся и вернулся с баночкой мази. Хотел еще сам и смазать, но я его довольно вежливо послала. Дескать, доверяю эту важную работу своему пажу. Заодно ему ссадину на скуле смазала. Увы, лечить меня Лиина так толком и не научила, так что даже синяк я ему свести не смогла. Говорит, болеть стало меньше. Врет, наверное…
На ночь мне было выдано одеяло — уж не знаю, кого из вояк раздели — и я в него закуталась и улеглась на сырую подстилку из опавшей листвы. Сгребла ее побольше с окрестных мест, чтобы хоть не так холодно было. Сперва одна лежала, а потом вместе с Дриком, невзирая на все его смущения и вялые протесты. Дурачок, так же теплее! А у него одежка промокла не меньше, чем у меня. Опять же, так хоть пошептаться можно будет — эти черные козлы, кажется, поняли, что соблюдать информационную безопасность долго не получится.
— Дрик, а как ты думаешь, зачем мы им нужны? — зашептала я в самое ухо пащану.
— Думаю я напряженно, — он еще острить пытается! — а что толку? Никогда о таком не слыхал. Ясно только, что мы им нужны, особенно ты. Наверное, за твою сохранность кто-то из них, а то и все, головой отвечают. Так что это можно использовать при случае.
Практик, чтоб его. Мне в голову не пришло. Можно при случае влезть на дерево и пугнуть: "А ну, делайте, как я говорю, а то сейчас вниз головой сигану!" Интересно, и как поступать, если не сделают?
— Дрик, — вдруг спросила я, — а тебе страшно было убивать?
— Кого?
— Ну, того, в черном, на чердаке?
— А что тут страшного? Страшно было, когда они напали — это да. А так — выстрелил, да и все.
— А что ты потом чувствовал.
Он пожал плечами, что выглядело достаточно комично в положении лежа.
— Обрадовался, что попал.
— Так человека же убил…
— Врага, — жестко ответил он. — Врага, который пришел, чтобы убить меня.
— Так ведь тебя не убили.
— Ага, только в плен взяли и тащат неизвестно куда. По-моему, меня не убили случайно. Это ты им живой-здоровой нужна…Приинцессаа — очень похоже, хотя и шепотом, передразнил он.
— Но ведь убивать плохо, — сформулировала, называется…
— Кому плохо? — он приподнялся на локте, и холодный сырой воздух тут же хлынул под одеяло. — Если я бы всех их тогда перестрелял, ты бы сейчас не на земле в лесу лежала, а у себя в кроватке. Уроки бы учила, а не в болотах лазила. Это плохо?
Я представила себе эту картинку и вынуждена была признать, что хорошо. Более того, умом я понимала, что плата в несколько человеческих жизней за комфорт и покой — это вроде как слишком много. Но ничуть не жалко было мне этих неведомых людей, которые явились и украли меня. И еще неизвестно, что сделали с Лииной — она ведь с нами там была. Может быть, и убили. Я похолодела от этой мысли и подумала вдруг, что если действительно убили, то за нее я бы сама не прочь им головы поотрывать. Даже напряглась и кулаки сжала. Кажется, от Дрика это не ускользнуло.
— Ты чего? И вообще, чего вдруг про это спрашиваешь?
— Я ведь никогда никого не убивала. И не знаю, как это… И думаю…
— Думаешь, что не сможешь? Папа говорил, что трудно убить того, кого знаешь, с кем разговаривал, за столом сидел… А незнакомца — легко. Я вот того, на чердаке, завалил как мишень в тире. Рука просто сама тетиву отпустила… Потом подумал, что теперь меня за это точно убьют. Но и думать особо некогда было — скрутили, по голове дали… — он помолчал и вдруг добавил, — Ведь запросто могут и сейчас убить.
— Не будем мы тебя убивать, — вдруг раздалось откуда-то сбоку. — Я с интересом слушал ваш разговор, дети.
Черт! Эта скотина с кирпичной рожей, оказывается, подслушивала! Но как подкрался? Вокруг же ветки, листья, трава. Я вон ворочалась — и то хруст слышен был. А он, уже не скрываясь, подполз на четвереньках поближе и прошипел:
— К тебе, мальчик, у нас нет никаких, — он запнулся, поискал слово, — нехороших чувств. — Ты готовился стать воином, защищал свою госпожу, когда думал, что на вас напали враги. Сделал, что мог. Можно сказать, хорошо сделал. Но теперь ты знаешь, что мы вам не враги, поэтому не стоит пытаться нас убить. Мы жалеть тебя не будем. К тому же, напоминаю, ты дал клятву. Не советую пробовать, что будет, если попытаетесь ее нарушить.
Сквозь шепот интонации разобрать непросто, но мне показалось, что говорил он то ли злобно, то ли презрительно. Видать, достали мы его чем-то. Опять-таки, это многозначительное "ты", адресованное только Дрику.
