David Eddings - Часовые Запада
Гарион захлопнул дверь и кинулся к Сенедре.
- Могу я что-нибудь сделать? - спросил он, нелепо размахивая руками.
- Помоги мне лечь, - сказала она ему.
- Лечь! - воскликнул он. - Ну конечно! - Он схватил ее за руку и потянул за собой.
- Что ты делаешь?
- Кровать! - выпалил он, указывая на их королевское ложе под бархатным балдахином.
- Я знаю, что это такое, Гарион. Помоги мне. Не надо меня дергать.
- А! - Он поднял ее на руки и неловко пошел к кровати, глядя перед собой широко раскрытыми глазами; мысли его путались.
- Поставь меня, ты, большой дурак!
- Лечь, - напомнил ей Гарион, вкладывая в одно слово все свое красноречие. Он осторожно поставил ее на ноги и бросился вперед. - Отличная кровать, - произнес он, призывно похлопывая по покрывалу.
Сенедра закрыла глаза и вздохнула.
- Дай пройти, Гарион, - терпеливо сказала она.
- Но...
- Почему бы тебе не зажечь огонь?
- Что? - Он, ничего не понимая, оглядывался по сторонам.
- Разожги камин. Это такое углубление в стене, где горит огонь. Положи туда еще дров. Ведь нам надо, чтобы ребенку было тепло и хорошо, правда?
Она добралась до кровати и прислонилась к ней.
Гарион бросился к камину и остановился на полпути, тупо глядя на него.
- Что опять?
- Дрова, - ответил он. - Кончились дрова.
- Принеси из другой комнаты. Какую замечательную мысль она сейчас изрекла! Он с благодарностью посмотрел на нее.
- Пойди в другую комнату, Гарион, - сказала Сенедра, медленно и четко произнося каждое слово. - Возьми немного дров. Принеси их сюда. Положи их в огонь. Ты все понял?
- Да! - радостно воскликнул он. Он кинулся в другую комнату, схватил там полено и побежал обратно.
- Дрова, - сказал он, гордо поднял полено над головой.
- Очень хорошо, Гарион, - Сенедра с трудом забиралась в постель. - А теперь положи его в огонь, сходи и принеси еще.
- Еще, - согласился он, бросая полено в огонь, и снова поспешил к двери.
Когда он опустошил корзину для дров в гостиной - а за один раз он приносил по одному полену, - то остановился, растерянно оглядываясь вокруг, пытаясь решить, что же делать дальше. На глаза попался стул. Если ударить стул о стену, рассудил он, получатся вполне подходящие полешки.
Дверь открылась, и вошла Польгара.
- Ты что собрался делать с этим стулом? - требовательно спросила она.
- Дрова, - ответил он, помахивая увесистым предметом меблировки. - Нужны дрова - чтобы огонь горел.
Она посмотрела на него, одновременно разглаживая свой белый передник.
- Ясно, - сказала она. - И его туда же. Поставь стул, Гарион. Где Сенедра?
- В постели, - ответил он, с сожалением опуская полированный стул. И тут его лицо осветилось. - Ребенок, - сообщил он.
Она завела глаза к потолку.
- Гарион, - начала она осторожно, словно разговаривала с ребенком, - Сенедре слишком рано ложиться в постель. Ей надо ходить, все время двигаться.
Он упрямо помотал головой.
- В постели, - повторил он. - Ребенок. - Он огляделся и снова взял стул.
Польгара вздохнула, открыла дверь и поманила часового.
- Молодой человек, - сказала она ему, - почему бы вам не отвести его величество во двор возле кухни? Там большая куча дров. Дайте ему топор, чтобы он мог наколоть поленьев.
Какими сегодня все были умными! Гариона восхитило предложение тетушки Пол. Он снова поставил стул и выскочил из комнаты; озадаченный часовой едва поспевал за ним.
За первый час Гарион переколол, наверное, целый воз дров; он так часто махал топором, что щепки веером летели во все стороны. Затем он немного отдохнул, скинул камзол и принялся за работу по-настоящему. Около полудня почтительный повар принес ему кусок горячего ростбифа, ломоть хлеба и немного эля. Гарион три или четыре раза откусил по хорошему куску, сделал пару глотков эля и, снова подняв топор, накинулся на очередное бревно. Вполне вероятно, что, если бы перед самым закатом Бренд не прервал его, он, переколов всю кучу дров у кухни, отправился бы на поиск других деревьев.
Высокий седовласый ривский сенешаль широко улыбался.
- Поздравляю, Бельгарион, - произнес он, - у тебя сын.
Гарион остановился, чуть ли не с сожалением глядя на оставшиеся бревна. Топор выскользнул из пальцев.
- Сын? - спросил он. - Как здорово! И как быстро! - Он посмотрел на кучу дров. - Я ведь только недавно пришел. Я думал, на это надо больше времени.
Бренд озабоченно взглянул на него и осторожно взял за руку.
- А теперь пойдем, Бельгарион, - сказал он, - тебе надо познакомиться с твоим сыном.
Гарион наклонился и набрал целую охапку дров.
- Для камина, - пояснил он. - Сенедре надо, чтобы был большой хороший огонь.
- Она будет тобой гордиться, Бельгарион, - заверил его Бренд.
Когда они добрались до королевской спальни, Гарион осторожно положил охапку дров на полированный стол у окна и на цыпочках подошел к кровати.
Сенедра выглядела очень усталой и бледной, но на лице ее мелькнула слабая довольная улыбка. Рядом с ней лежал завернутый в мягкое одеяльце очень маленький человечек с красным личиком. Он, казалось, спал, но, когда приблизился Гарион, его глаза открылись. Принц мрачно посмотрел на отца, вздохнул, отрыгнул и заснул снова.
- Ну разве он не прелесть, Гарион? - восторженным голоском произнесла Сенедра.
- Да, - ответил Гарион, проглатывая огромный комок, подступивший к горлу.
- И ты тоже. - Он встал у кровати на колени и обнял их обоих.
- Прекрасно, дети, - сказала Польгара, стоявшая с другой стороны кровати.
- Вы оба молодцы.
На следующий день Гарион и его новорожденный сын приняли участие в очень древней церемонии. Вместе с Польгарой, облаченной в великолепное синее с серебряной отделкой платье, он отнес ребенка в Тронный зал, где его ожидала знать островного королевства. Когда они втроем вошли в зал, Шар Алдура, укрепленный на рукояти меча Железной Хватки, вспыхнул ярким голубым сиянием. Ошеломленный Гарион приблизился к своему трону.
- Это мой сын, Гэран, - провозгласил он, обращаясь отчасти к толпе, а в основном - к самому Шару.
Выбрать имя для сына ему было нетрудно. Хотя Гарион не помнил своего отца, но хранил в своем сердце уважение к его памяти и решил назвать ребенка именем его деда.
Он осторожно вручил младенца Польгаре, подошел и взял славный Ривский меч. Держа его за лезвие, Гарион протянул его к завернутому в одеяло ребенку. Мерцание Шара стало еще ярче. И словно привлеченный светом, Гэран протянул свою крохотную розовую ручку и положил ее на светящийся камень. От этого прикосновения многоцветная аура вспыхнула вокруг Шара, осветив весь зал. В ушах Гариона раздался хор голосов; звук стал столь силен, что, казалось, был способен потрясти весь мир.
